– Тебе сильно повезло, душа моя, – ласково говорила Настенька, – никогда я не думала, что Василиса ученицу себе возьмет. Ты уж слушайся и потакай ей во всем. Василиса добрая, но не любит, когда ей перечат. Вот тебе сарафан новый, он хоть и скромный, но тебе в самый раз, я его в юности носила. Потом тебе обновки справим.
– Ты давно у Василисы живешь?
– Я не только живу, я служу у нее. Давно. – Настенька вдруг нахмурилась, словно вспомнив о чем-то неприятном, и быстро сменила тему разговора. – Вставать будешь рано, мне помогать по хозяйству. Начнешь с малого: за цветами ухаживать, горницу подметать, на стол накрывать. После обредни Василиса сама тебя на занятия позовет. А там и до обеда дело дойдет. Повезло тебе, девочка, – с легкой завистью вздохнула Настя. – Видать, есть в тебе что-то.
Сказ о том, как трудно совесть будить, когда до нее дела нет
Василиса с новой своей личной жизнью у Кащея обо всем забывать стала, терем свой забросила. Про Аленушку вспоминать перестала, да и к заявкам посетителей стала халатно относиться.
– Тоже мне депутат поселкового совета, – ехидничал Кащей, – ну что тебе за дело до всех этих страждущих: тунеядцев и попрошаек? Внимания твоего волшебного они хотят, Василисушка! А тебе что? Почет и уважение? Размечталась! Да, они рады-радехоньки косточки твои белоснежные языками бессовестными перемыть, зависть черная у людей к тем, кто лучше живет, а уж к волшебникам и подавно! Тратить годы свои молодые ради глупого тщеславия: мол, нужна миру всему – это ж значит – совсем голову пустую иметь. Я о тебе, душа моя, всегда думал! Мудрая моя душенька!
Василиса и сама не понимала, что с ней происходит – так медленно, исподволь опутал, оплел ее Кащей своими льстивыми речами и драгоценными ожерельями. Стала силу свою Василиса забывать, совсем разленилась.
– Баба во мне, Настенька, проснулась, – томно вздохнув, величаво молвила Василиса в ответ на упреки служанки и, поддерживая одной рукой, оголенной по плечо, подол трехаршинный, а другой – корону высокую, направилась в залу к Кащею.
– Мне-то что делать? – вдогон крикнула Настенька, – очередь просильцев наросла до сотни уже. Запись ведется в тетрадочке; перекличку по утрам устраивают, орут, спать мешают.
– Запись – это хорошо придумано, – с безразличием отвечала Василиса, чуть замедлив шаг.
– Так ведь иные дела не могут ждать подолгу, – пока Макар ждал, как вы ему корову отыщете пропавшую, помер на днях.
– Значит, час его настал. Отпеванье ему назначат. Что ж, видишь, Настя, порой есть смысл дела в долгом ящике держать, иные и решать не приходится. Опять же, ценить больше меня народ станет. А то лезут со всякой ерундой: