– Держал в руках?
– Ну, обычно он орал много и все такое. В основном только он и орал. Но, – мне сделалось неловко, потому что я понял, что сказал больше, чем хотел, – вообще, он просто шумел и все. Ну, не знаю, например, когда мама работала, а ему приходилось со мной сидеть. Он вечно был в плохом настроении, и мне было запрещено с ним разговаривать, если он смотрел новости или спорт – такое было правило. Ну, то есть… – я растерянно смолк, поняв, что загнал себя в угол. – Короче. Это все давно очень было.
Он откинулся на спинку стула и посмотрел на меня: огромный, сдержанный, невозмутимый мужчина с взволнованно-голубыми глазами мальчишки.
– А теперь? – спросил он. – Нравятся тебе люди, у которых ты живешь?
– Ээээ… – я замолчал, жуя, совершенно не зная, как объяснить ему про Барбуров. – Они вроде ничего.
– Я рад. Ну, то есть не могу сказать, что хорошо знаю Саманту Барбур, хоть в прошлом и делал кое-какие заказы для ее семьи. Вкус у нее есть.
Тут я перестал жевать.
– Вы знаете Барбуров?
– Ее. Его не знаю. Но у его матери была внушительная коллекция антиквариата, только, по-моему, из-за какой-то семейной ссоры все досталось брату. Велти бы тебе побольше рассказал. Он, конечно, сплетником не был, – поспешно прибавил он, – нет, Велти был очень осмотрительным, рот всегда держал на замке, но такой он был человек, что люди с ним откровенничали, понимаешь? Сущие незнакомцы, клиенты, которых он едва знал, рассказывали ему свои секреты, он был из тех, кому люди вечно поверяют свои печали. Однако, верно, – он скрестил руки, – каждый галерист и продавец антиквариата в Нью-Йорке знает Саманту Барбур. В девичестве она была Ван дер Плейн. Покупать она особо ничего не покупала, хоть Велти изредка и замечал ее на аукционах, и уж, конечно, кое-какие симпатичные вещички у нее имеются.
– Кто вам сказал, что я живу у Барбуров?
Он быстро заморгал.
– В газете писали, – ответил он. – Ты что, не читал?
– В газете?
– В “Таймс”. Не читал? Правда?
– В газете что-то писали про меня?
– Нет, нет, – быстро заговорил он, – не про тебя. Про детей, которые потеряли близких тогда в музее. Большинство были туристами. Была там одна маленькая девочка… совсем кроха, дочка дипломата из Южной Америки…
– Что про меня написали в газете?
Он поморщился.
– Ну, знаешь – остался сиротой… нашел приют у светской львицы, активно занимающейся благотворительностью, всякое такое. Сам, наверное, представляешь.
Я