Алимов покосился на приму, в огород которой второй раз на его глазах швырнули увесистый камешек. Извольская даже головы не повернула. Сидит, крутит на пальце кольцо, далекая, равнодушная, вся в своих мыслях.
Красовский нахмурился.
– Анжела, если Вадиму Александровичу будет интересно, он прочитает либретто.
К счастью, язвительная амазонка на этот раз промолчала.
– Анатолий Васильевич Сперанский, честь и совесть нашего коллектива, – представил Красовский мужчину в сером пиджаке.
– И бесплатный суфлер по совместительству, – добавил мужчина. Приложил руку к груди, слегка поклонился. – Олоферн, несчастная жертва, бас-профундо.
– Профундо? – заинтересовался Алимов. – А что это такое?
– Это то же самое, что бас, только лучше, – серьезно объяснил чеховский интеллигент. Артисты рассмеялись.
Алимов покосился на шутника. Симпатичное лицо немного портили бегающие выпуклые глаза и тонкие бледные губы.
– Марат Любимов, – представил певца Красовский. – Тенор, вождь аммонитян. Ну, и восходящая оперная звезда – Анжела Давыдова.
Алимов, наконец, осмелился повернуть голову.
Сказать, что она была красива, значит ничего не сказать.
Нежнейшая кожа пастельного персикового оттенка, глаза шоколадного цвета, затененные пушистыми ресницами, вздорный курносый нос и маленький упрямый подбородок. Амазонка разглядывала Алимова не таясь, с бесцеремонностью красивой женщины.
– Меццо-сопрано, служанка Ирины Витальевны, – добавил Любимов невинным тоном.
Все неловко заерзали. Примадонна подняла голову и нахмурилась. Прекрасная амазонка закинула ногу на ногу и презрительно скривила губы.
– Не прикуси язычок, Любимов, отравишься.
– Ребята, хватит, – негромко сказал Сперанский.
Амазонка отряхнула с колена невидимую пушинку. Любимов сложил губы бантиком.
– Ну, кажется, все, – подвел итог Красовский.
– Никита Сергеевич, вы забыли представить Вадима Александровича нашему концертмейстеру.
Чистый голос примадонны прозвучал негромко, но все почему-то вздрогнули. Сперанский с беспокойством оглянулся. Марат вытянул шею, пытаясь увидеть лицо женщины за роялем. Анжела обеими руками крепко взялась за сиденье стула, словно боялась упасть.
Спохватился и Красовский.
– Ох, прости, Мира. Действительно забыл. Ты все время в стороне…
– Пустяки, Никита Сергеевич, – перебила женщина. Встала, поклонилась. – Мира Ивановна Калитина. Я тут лицо без чинов, но предпочитаю обращение по имени-отчеству. Скажем, из уважения к возрасту.
Алимов неловко поклонился в ответ.
Женщине было лет сорок. Стильная стрижка, небольшие, но очень чистые бриллианты в ушах и умелый макияж были бесполезными попытками облагородить невыразительную внешность. Прелестная кружевная блузка со старинной камеей у воротника совершенно не шла простоватому лицу