Наконец город остался позади, и стало видно, что зима сдалась еще не полностью. Дружная оттепель в начале марта растопила снег на петербургских улицах, на полях же он лежал серо-белыми островками там и сям, в низинах повсюду блестела талая вода, к вечеру прихваченная ледком.
Ехали в популярное у столичной публики заведение «Красный Кабачок», где можно было не только славно поесть, но и, как это называлось, «расстегнуть воротнички». Женщин здесь не бывало – за исключением тех, при которых можно расстегнуть не только воротнички. В «Красном Кабачке» не просто ужинали, а именно что кутили, шумно и безоглядно. Играли в карты, отплясывали цыганочку, рукоплескали отменному, хоть и несколько вульгарному дивертисменту.
– Приехали, – объявил извозчик, оборачиваясь к седокам.
Коляска, однако, остановилась не подле трактира, а на шоссе, откуда до места было еще шагов триста по проселку.
– Дальше не проехать. Там лужа разлилась что твое море. Видите, все наши тута ждут.
У обочины вытянулась вереница пролеток, троек и карет.
– Вдоль погоста ступайте, там тропочка, – показал возница на ограду большого кладбища, именуемого Красненьким.
– Это долго будет, – прикинул Питовранов. – Срежем напрямую, через могилы.
Извозчик, видно, часто здесь бывавший, сказал:
– И не думайте. Там нынче никто не ходит. Потому – шалят.
– Кто шалит?
– Говорят, Тяпа сотоварищи.
– Какой еще Тяпа?
– Каторжник беглый. Топором по голове тяпает. Некоторые, кто погостом шли, пропали вчистую, и не сыскал никто.
– Ничего, – отмахнулся Портос. – Мы, брат, тоже шалуны. Закутайся в свой тулуп и дрыхни. Раньше полуночи не вернемся.
Пошли кладбищем. Уже почти стемнело. Вокруг надгробий чернела вода, но посыпанная щебнем центральная дорожка была суха, камешки пронзительно скрипели под шагами.
Макаберная обстановка нисколько не омрачала настроение приятелей, готовившихся весело провести время. Михаил Гаврилович был шумен. Громко и фальшиво распевал: «Знать судил мне рок с могилой обвенчаться молодцу» да покрикивал на Ларцева, чтоб не отставал – тот всё читал надписи на памятниках.
Пересекли вместилище скорби без приключений. Если какие разбойники тут и таились, то все попрятались.
Перелезли через невысокую ограду у пустыря, на противоположном конце которого светились окна большого двухэтажного дома с верандой и мезонином. В последнем вечернем свете переливалась золотистыми блестками гигантская лужища.
– «Обитель тихая у края светлых вод!» – прочувствованно