Иногда, сквозь темноту с мощным усилием словно прорывались звонкие, размеренные удары колоколов – отдаленные, но очень четкие, ритмичные и при всем этом… сурово безжалостные.
Почему возникало именно такое ощущение? Ведь колокольный звон – это символ веры, света, радости. Почему Насте становилось так жутко, почему ледяной ужас все глубже и глубже змеей заползал в душу с каждым новым ударом?…
…Телефон зазвонил так пронзительно, что Настя резко вздрогнула. Сердце тревожно заколотилось – нужно к врачу, что ли сходить? Вдруг она сумасшедшая? Что это за темнота такая? И звон этот устрашающий – вроде церковные колокола, а страшно звонят, просто сердце холодеет.
– Да, – Настя улыбнулась счастливо и облегченно. Она уже поняла, кто ей позвонил – теперь вся эта дребедень из ее бестолковой башки немедленно выветрится – так было всегда, стоило ей только услышать голос Андрея. Все ее проблемы и реальные и надуманные, все до единой переставали существовать – разом! И вообще весь мир переставал существовать – замирал и вежливо, на цыпочках отходил в сторону – дабы не мешать им быть вместе. Насте и Андрею. – Адриано, это ты?
– Я, Настена. И как ты это делаешь, а? Волшебница моя.
– Что? – Настя решила поразвлечься и прикинуться непонятливой. – О чем это ты, солнышко мое?
– Как ты все время угадываешь, что это именно я звоню? Вдруг это другой какой твой кавалер? У тебя же их целая прорва. Я, так сказать, один из самых плохеньких, неперспективных. Третий сорт. А вдруг позвонит тебе самый что ни на есть перспективный, чтобы, прикинь, руку предложить, кошелек и дачу в придачу, а ты ему по неосмотрительности так прямо и ляпнешь – Андрюша?
– И что? Подумаешь! – Настя захохотала, как-то очень живо представив себе толстого, лысого и перспективного воздыхателя с дачей в придачу. На что сдалась бы ей эта дача? Грядки что ли там полоть? – Если захочу, любой из воздыхателей не раздумывая станет Андрюшей! Скажу, что иначе руку не одам.
– А сердце?
– Что сердце?
– Кому отдашь?
– Сердце? Ну… – Настя вытащила из-под ножки кресла телефонный шнур и подошла вместе с телефоном к зеркалу. – А ты меня разлюбишь, когда я буду старой и толстой? Признавайся, разлюбишь ведь? Вы все, мужики такие! Беспринципные, бессовестные и… и… похотливые! Вот!
– Ну, ясное дело, похотливые. Какими же нам еще быть? Я, например, не стану отрицать, я – очень бессовестный. И особенно беспринципный – даже немного беспринципнее, чем другие. – Андрей говорил медленно, тягуче. – А ты не будешь старой и толстой, – очень быстро добавил он.
– Знаю… – Настя задумчиво провела ладошкой по щеке. – Мне тоже так кажется, что я никогда не постарею. А вот тебя, тебя я прямо так и вижу пожилым – лысым, с таким, знаешь… очень красивым, аристократической формы черепом, и… в дорогих, стильных очках, конечно. И худым еще, сутулым очень и, знаешь, Андрюш, ты грустный там – в будущем. Печальный страшно и без меня почему-то все время. Ты