Мирьям, не отрывая головы от плеча Томми, заговорила, и ее высокий голос раздался из-под курчавой копны волос, скрывавшей от Ленни ее лицо.
– А нельзя как-то иначе – не привлекая ФБР в полном составе – объяснить, почему Ши угробил твоих “Пролетариев”?
– Они так испугались появления новой лиги, что Гувер даже поддержал “Янки”, чтобы Национальная лига вернулась на рынок. А может, у них там за кулисами произошел еще и сговор с “Янки”. Вот попомните мое слово: мы еще увидим, как прославленная деревенская команда Ши будет продавать своих лучших игроков по городским окраинам, наподобие местного филиала “Канзас-Сити-Атлетикс”.
– А что же ты не задействовал во всех этих махинациях Уиттейкера Чеймберза? Пожалуй, теперь ему немножко одиноко.
– А как насчет Франца Кафки? (Трень-трень-трень.)
– Фэ на вас обоих!
– Из него вышел бы отличный шортстоп. (Трень-трень-трень.)
– Ах ты, ирлашка необразованный! Нет чтобы выказать чуточку уважения к забавам твоей приемной родины! К тому же Кафка, по-моему, куда лучше вписался бы в правое поле – чтобы не заражать своими упадочными настроениями всю площадку. Нам еще по порции, когда освободитесь.
Последнюю фразу Ленни адресовал барменше, которая, пробираясь сквозь людской водоворот, собиралась унести их пустые стаканы на балансирующем у нее на голове подносе. Ленни срочно понадобилось новое прикрытие для больших пальцев.
Он отхлебнул, дунув на пенную шапку, поднимавшуюся над новой кружкой, и тут что-то внутри у него сломалось: как будто треснула корка льда или от утеса оторвалась скала и полетела в долину, лежащую далеко внизу. Он уже не мог вовремя поймать, задержать эту сорвавшуюся глыбу, не мог подать никаких предостерегающих знаков тем крошечным, как муравьишки, людям, которые ходили там, внизу. Он мог лишь наблюдать за тем, как эта глыба падает.
– Стоит поглядеть, как вы, неонародники, резвитесь, – и начинает казаться, будто снова тридцать шестой год на дворе.
– Неонародники? – Трень-трень, стоп. Фолк-певец был достаточно чуток и верно угадывал, если в его сторону выплескивают ушат злости, даже когда не в состоянии был расшифровать язык этой злости.
– Да-да – вы, аппалачианцы. Напыщенные крикуны. Плугоносцы. Вся ваша раздолбайская компашка, которая расцвела в период Управления общественных работ. Именно тогда левые напропалую заплясали под дудку товарища Рузвельта, и все бывшие востроглазые урбанисты, с угольным карандашом и альбомом наперевес, принялись взапуски гоняться за засаленными ковбоями! Или совать магнитофон под нос неграмотным издольщикам, которые ни на минуту не расстаются с однострунной гитарой. Партия изо всех сил искала солидарности с народом. И ваша музыка – это просто выдохшаяся карикатура на Народный фронт, жалкое воспоминание о тех годах.
Пусковой механизм – удар, спровоцировавший сход этой лавины, – сработал