Рассудив, что раз я никому не нужен, так и мне никто тоже не нужен, я залег спать, причем сон меня прихватил в свои руки еще до того, как башка подушки коснулась. Вот ведь как вымотался я с этими пиратскими страстями-мордастями.
А на работе тоже все было тихо и спокойно, в чем я убедился поутру, притащившись в редакцию. Народ трудился, каждый знал свое место и дело, хотя, если честно, моей заслуги в этом всем особо не было – если раньше я хоть пару дней в редакции появлялся, как-то махал руками и щеки надувал, то за последнее время я и на это уже не расщедривался. Кстати, язва Шелестова не преминула по этому поводу пройтись.
Когда я появился на пороге, она сделала круглые глаза и кукольным голосом спросила:
– Ой, а кто этот дядя? Я его не знаю!
– Ты дура, что ли? – уставилась на нее не обладающая каким-либо чувством юмора Соловьева. – Это Харитон Юрьевич! Доброе утро, шеф!
– Ой, да это наш начальник! – обрадованно пропищала Шелестова и немного попрыгала на месте, изображая детскую радость. – А то мы ведь уже почти и забыли, как вы выглядите! Я подумала: чужой дядька к нам пришел!
– Я оценил шутку юмора, – заверил я Шелестову. – За мысль спасибо, пять; за реализацию сценки – три.
– Чего это? – уже своим нормальным голосом спросила Елена. – Все было реалистично, как по мне.
– Да щас, – хмыкнул я. – А где волосы, собранные в хвостики, и платьице «Мечта педофила»? Нет реализма – нет высшего балла.
Шелестова надула губы, села и демонстративно уставилась в экран, видимо, к признанию своего театрального таланта она относилась серьезно.
Я же прошел в кабинет, где, усевшись в кресло, призадумался о жизни.
По своей сути я человек, совершенно не склонный к рефлексии. Нет у меня вот этого: «Господи! Как же неверно я живу, не так, как должно», – вылетающего из раздираемой противоречиями мятежной души после первых трех стопок. Такой ерунды у меня и после пол-литра не бывает, а критическое отношение к себе любимому у меня проявляется только в кресле парикмахера, это когда полчаса поневоле на свою рожу в зеркало приходится пялиться. Вот тут да, тут, конечно, против правды не попрешь – и щеки вроде все больше становятся, и прыщ вон на носу какой выскочил, и вообще жутковато я стал выглядеть. И, оказывается, у меня дома не фильм ужасов каждое утро показывают по зеркалу, все-таки я сам в нем отражаюсь…
Но на этом все мои глубокие копания в себе самом и завершаются, и мне всегда искренне жалко тех людей, которые любят вытащить из себя какой-нибудь ма-а-аленький узелок собственного несовершенства, а после умело и тщательно пестовать его до гигантского комплекса, ну и в финале платить большие деньги психологу, который от него же и лечить будет. Или бедолаги, которые мастера сами придумывать себе проблему, это вообще ужас что такое. Сначала такой человек вечером усиленно копается в голове – что же не так сегодня было, потом вспоминает, что не зафиксировал в памяти: закрыл он окно в кабинете, уходя