Как же давно был этот наш первый Первомай, как же давно все это было…
И арендатор Шафранский тоже остался без дел. Он сидел ссутулившись, вздыхал и проводил правой рукой по лицу, будто пытался избавиться от чего-то, неприятно налипшего.
– Не знаю, чем заняться. Надо же мне моих двух кошечек кормить. Играйте, мурлыкайте, а кушать надо. И чтоб чашечка какао и булочка белая. Надумал лавчонку открыть в Обольцах, да только разные сомнения одолевают, – поиграли брови-гусеницы.
Из умывальника кап-кап.
– А вы, пан Шунейка, никуда не собираетесь из Бабаедова?
– Куда мне без всякого капитала. Всего и накопил – четверо детей, два сына в Бабаедове родились… Только-только на ножки поднялись. Да я без земли и сада – перекати-поле. Дети, как и деревца, на земле-матушке на ножки поднимаются. В эту осень Антошка в Ряснянскую школу пойдет – три версты в Рясно, три – домой. Не каторга, бегай и учись. А будешь отлынивать, буду пороть, как и пасынка Павлика порол. Недавно письмо прислал, еле разобрали, что он там нацарапал. Воюет, кавалерист красный. Два года себе прибавил, поверили – этакий бугай вымахал. Пишет: «Спасибо тебе, отчим, что порол за лень и дурь. Как бы мне сейчас грамота пригодилась…» А дочка моя, Тоня, – папа обнял меня за плечи, прижал к себе, – поедет через год в Кузьмино, там у нас дальние бездетные родичи. Я уже договорился с ними. Будет душа спокойна, что досмотрена и накормлена, а главное, пойдет в школу. Там в бывшем панском доме школу – четырехлетку открыли. У нас отказали, хотя и обещали, а в Кузьмино открыли. Грядут, пан Шафранский, трудные времена…
– А у меня, пан Шунейка, одна доченька, и та былинка. Гены жены передались – хрупкость и музыка. И никогда моя любовь не сможет родить мне сына, помощника.
– А мне Бог дал трех сыновей, да еще двух пасынков вырастил, а где помощь?.. То смута, то война. Заберут хлопцев, кинут в огонь, загубят сыночков наших, искалечат, а нам, родителям их, слезы и боль до последнего дыхания.
– Правда ваша, пан Шунейка. И эта железная дорога неспроста. Довелось поговорить с одним человеком из Лепеля, обрисовал строительство: паровоз задним ходом по уже уложенным рельсам подгонит две платформы – одну с песком, другую с рельсами и шпалами. Солдаты разгрузят, а паровоз гукнет да и пойдет за следующей партией груза. Ну, и что я вам скажу: солдаты, как те муравьи: тачки с песком в руки и пошли шнырять взад-вперед – насыпь делают. Пот с них градом. Голые по пояс, а еще и песню поют:
Эй, живо, живо,
Сапер, строй дорогу.
Дорога Лепель – Орша,
Чтоб не бузила Польша.
Мне все интересно, что рассказывает арендатор. А папа молчит. Очень хочется, чтобы Шафранский еще что-нибудь рассказал. К моему удовольствию, брови у него задвигались часто-часто:
– Надо вам эта дорога – стройте! А только почему для нее другого места не нашлось, как этакий добрый сад?! Думал, поживу спокойно. Не дали. Свертывай удочки и отправляйся, куда твои очи глядят. –