В полдень все четыре роты вернулись с учений. Эпторп, засевший в столовой, слышал радостные голоса и нестройный, нестроевой топот. Ожидание подходило к концу.
– Эй, Краучбек, что будешь пить?
Гай удивился, ибо в последние недели Эпторп едва удостаивал его парой слов.
– Эпторп, дружище, очень мило с твоей стороны. Все утро как заведенный. Миль десять прошагал, не меньше. Пиво, старина. Я буду пиво.
– А ты, Джервис? А ты, де Суза?
Чем дальше, тем удивительней: Эпторп никогда, ни на одном этапе собственной эволюции не заговаривал ни с Джервисом, ни с де Сузой.
– Хейтер, старина, не стесняйся – я угощаю.
– День рождения празднуем? А чей? – вопросил Хейтер.
– Насколько мне известно, алебардщики в таких случаях всегда проставляются.
– В каких «таких»?
Роковою ошибкой с Эпторповой стороны было зацепить Хейтера. Хейтер в грош не ставил «временных», да и сам носил всего-навсего лейтенантские звездочки.
– Боже, – воскликнул Хейтер. – Неужто тебя в капитаны произвели?
– Постановление вступает в силу с первого апреля, – со скромною гордостью молвил Эпторп.
– О, и денек подходящий выбрали. Проставляешься, значит? Мне розовый джин.
Бывали моменты – например, они бывали в спортзале, – когда Эпторп поднимался над собственною нелепостью. Сейчас настал такой момент.
– Крок, ты слышал? Принеси джентльменам, что заказано, – распорядился Эпторп и царственным жестом обвел вновь прибывших. – Начштаба, идемте к нам. Я угощаю. Подполковник, надеюсь, и вы не откажетесь.
Офицеры собирались на обед. Эпторп лучился щедростью. Кроме Хейтера, никто ему не завидовал.
Перестановка в кабинете министров осталась практически без внимания. Алебардщики не интересовались политикой – их дело была война. Вот когда зимой Хор-Белишу отправили в отставку, некоторые порадовались и посмаковали событие. С тех пор Гай не слышал, чтобы хоть один алебардщик упомянул имя политического деятеля. По радио периодически транслировали прогнозы мистера Черчилля. Гай находил, что мистер Черчилль выдает желаемое за действительное, тем более что за прогнозами через раз следовали сообщения о провалах на фронте, словно кара Господня из киплинговского «Гимна отпуста»[33].
Гай полагал мистера Черчилля не более чем профессиональным политиком, топорно фальсифицирующим стиль эпохи Августа, сионистом[34], сторонником открытия народного фронта в Европе, приятелем газетных магнатов[35] и Ллойда Джорджа[36]. Однажды Гая спросили:
– Дядя, что вы думаете об Уинстоне Черчилле?
– Тот же Хор-Белиша, только его шляпы почему-то принято считать нелепыми.
– Другие