причину перестройки собственного организма, есть он не стал меньше, пить тоже, вероятно здешняя еда и напитки лучше усваивались и перерабатывались с бо́льшим КПД, оставляя в его организме только самое необходимое, а менее необходимое транспортировалось наружу более интенсивно. Во-вторых, он стал лучше спать, не пробуждаясь среди ночи по нескольку раз от мутно-кошмарных сновидений. Эта назойливая тревожность не покидала его раньше и тогда, когда он бодрствовал: вставал утром с постели с влажной от пота наволочкой, шёл в душ с тяжестью в голове и на душе, начинал работать, мрачный и насупленный. Только войдя в рабочий творческий ритм, Осоков отключался от восприятия тягостного давящего ощущения собственного бытия. Работа была для него панацеей. Он не умел ни развлекаться, ни отдыхать. Те немногие вылазки в театры, в филармонию, загород на природу, совершаемые им с Мариной в стародавние времена, он воспринимал как досадную необходимость семейной жизни, но почти никогда не сопротивлялся, уступая просьбам жены, понимая, что ей это действительно необходимо. Редкий фильм или спектакль он мог спокойно и с интересом досмотреть до конца, его всё раздражало: бездарное, игрушечное лицедейство актёров, выпендривания режиссёров и операторов, ляпы в кадрах, несоответствие реквизита той эпохе, которую эти бездари пытались изобразить, а народ с открытыми ртами, извините, хавал и восторгался глубиной мысли автора и реалистичностью картинки. В его купчинской квартире не было телевизора, родительский телеящик он отдал соседу. В мастерской Сергея под потолком висела большая панель, иногда он включал телеканал «Культура», слушал редкие концерты и оперы, но, когда после них начинались заумные беседы, особенно о живописи или вообще, об искусстве, выключал с раздражением пустую болтовню. Последние годы он неожиданно для себя пристрастился к аудиокнигам, причём слушал с удовольствием декламацию стихов и открыл много новых авторов. Беллетристику он слушать не мог, на сей раз его бесило медленное, с нарочитым выражением чтение замогильными голосами мучительно-длинных описаний природы, глупых диалогов и проникновение в тонкий духовный мир персонажей – неврастеников. Он взял с собой в Америку флешку с избранными стихами, попытался слушать, но почему-то любимые поэтические строчки его больше не цепляли, это его искреннее опечалило, он понял, что что-то в нём изменилось.
Изучение английского языка продвигалось у Осокова туго, вместо непошедших стихов он заставлял себя слушать во время работы начальный курс с весёлыми жизнерадостными голосами, но мог выдерживать это насильственное обучение не более получаса.
Осоков вспомнил, что уже два дня не открывал ноутбук и не смотрел почту и что он обещал переслать Сергею фотографии своей последней работы ̶ первый исполненный заказ в американской мастерской. Заказ был невесёлым ̶ надгробная композиция. Осоков не ожидал, что сможет его сделать так быстро, чуть больше чем за месяц. Заказчик его не торопил, да и куда уж тут торопиться, когда умер человек, мальчишка
