Он часто с благодарностью вспоминал мать и отца, умерших в один год и оставивших ему эту квартиру. Сначала умерла мама, потом отец. Тот сильно болел, но причина смерти была в другом ̶ тоска. Отец не мог жить один, вдовцом. Родители Осокова были одним целым, они не могли друг без друга, даже в булочную за хлебом и пряниками ходили вдвоём; два ещё не старых учителя литературы, назвавших своего сына в честь пушкинского персонажа Евгением.
После развода с Мариной он несколько лет жил в своей старой холодной мастерской на Пушкарской, ему было трудно, не из-за холода ̶ не писалось, денег не было даже на оплату аренды студии, и он подрабатывал грузчиком в соседнем гастрономе. Пил. Слава богу, не долго. Неожиданно пошли заказы, в основном «низкий» дизайн, оформление ресторанов, наружная реклама. Только через год он очухался. Внезапно, перебирая свои старые работы; в частности, знакомый до последнего мазка портрет жены вдруг пробудил в нём жажду жизни, новый импульс, свежие силы. Он познакомился с Игорем и Надеждой ̶ владельцами галереи, начал выставляться, и у него стали покупать его живописные работы. А потом на одной из выставок он познакомился с Сергеем, тот сам к нему подошёл и предложил сотрудничать. Так Осоков неожиданно для себя стал скульптором.
Пятого августа всё обрушилось. Сгорело. Осоков не ожидал, что пожар в мастерской станет для него таким ударом, и дело было не столько в потере помещения, инструментов, оборудования и даже не в уничтоженных, превращённых в бесформенные лужи металла его новых изделиях. Он ощущал себя уже пустым, никчёмным, не способным ни на что. Возможно, если бы с ним рядом был кто-то, близкий и любимый, способный поддержать его сейчас, который бы сказал, что всё это ерунда, что это временные трудности, что впереди ещё долгая жизнь и надо просто потерпеть, поднапрячься и всё будет хорошо… Но у Осокова не было такого человека. Его немногочисленные друзья не в счёт, даже Сергей, который далеко и которому сейчас совершенно не до утешений и соболезнований.
Он стал перебирать в своей памяти людей, с которыми был знаком и к которым бы мог обратиться, нет, не за помощью и уж тем более не за материальной поддержкой, а просто поговорить, поделиться своей бедой, под рюмку поплакать в жилетку. Список знакомых оказался небольшим, и в нём не нашлось ни одного, к которому Осоков мог бы вот так запросто, без предварительного звонка по телефону, приехать с бутылкой и на кухне под жареную картошку вывалить хозяину своё горе. Он не ужаснулся, а просто констатировал в очередной раз: у него нет друзей. Ни одного. Единственного человека из перечня приятелей, к которому ему действительно захотелось сейчас поехать, он тоже после некоторого колебания вычеркнул: Никифор Забродов, его коллега, знакомый Осокову ещё со студенческих времён, был умным, вернее и скорее ̶ остроумным и интересным