– Здравствуй, Всеслав.
Она закрыла глаза, положила руки ему на плечи, прислонилась лбом к широкой, сильной груди. Пожалуй, только так ей было спокойно, только так она могла глубоко и ровно дышать, не думая ни о чём. Но она знала – это ненадолго. Увы.
Всеслав слегка отстранил Злату от себя, внимательно вглядываясь ей в глаза.
– Ну, что: ты видела свою дочь? Признала она тебя?
Ах, напрасно он заговорил об этом прямо сейчас. Ей так хотелось продлить подольше блаженное ощущение покоя, не возвращаться к своей вечной боли, мучительной и радостной одновременно… Ей хотелось подождать, пока она останется одна. Обдумать всё, как следует, и решить, как быть дальше, причём решить самой, ни с кем не советуясь.
Но, наверное, сегодня у него мало времени – а не спросить он не мог.
– Видела. Она теперь признала меня совсем. Она… Она – это что-то невероятное, Всеслав! Сегодня она нарисовала меня на холсте, а потом воплотила, по-настоящему! Ведь иначе-то пока невозможно! Но как она смогла?! И, наверное, в следующий раз…
– Подожди. Не торопись с этим. Злата, ты же знаешь: твоё появление рядом с ней может быть опасным в первую очередь для тебя – а может быть, и для неё. А мы ведь пока не уверены, какой она получилась.
Злата высвободилась из его объятий.
– Я и так сделала всё, чтобы оградить её от того, что произошло со мною. Сёстры говорили, мы были из проклятого рода: все девочки из наших умирали некрещёными, а потом – приходила Она и забирала…
Всеслав мягко прижал ладонь к её губам.
– Тише! Я слышал эту историю много раз, Злата, но… Ты ведь давно уже не одна из них!
– Но кто бы мог поклясться, что с моей дочерью не случилось бы то же самое? Всеслав! Ты думаешь, мне было легко двадцать лет назад бросить новорождённое дитя, когда оно оказалось девочкой? Если бы проклятье воплотилось в ней, я не смогла бы ничего сделать, не смогла бы даже умереть за неё! Я – нечисть, мавка, про́клятая собственной праматерью!
– Злата, дорогая моя! – взволнованно сказал Всеслав и снова прижал её к себе. – Ты давно уже не живёшь мавкою, ты не причиняешь никому ничего худого! Ты ушла тогда от сестёр; а если и был грех…
– Грех был, – шёпотом сказала женщина. – Я не забыла о нём и не забуду.
– Отмолить можно…
– Знаю. Но рядом с дочерью я во плоти появляться боюсь. Вдруг она тоже…
Всеслав промолчал. Они не знали хорошо, какая, собственно, опасность может грозить дочери Златы, если рядом с той появится родная мать – но Злата непоколебимо верила, что делать этого нельзя. Переубедить её было пока невозможно.
– Ты там, дома, только с дочерью повидалась? – хмуро спросил он.
– Нет, но что теперь делать… Всеслав, да ты уж не ревновать ли к мужу собираешься? Будет, перестань. Столько лет прошло.
– Знаешь ведь, что он тебя до сих пор любит, – Всеслав произнёс это не со злостью, а со спокойной горечью. –