Хотя в возрасте двенадцати лет я уже изучал психологию, индуизм, буддизм и йогу, правда и то, что я служил, как и многие мои сверстники, алтарным мальчиком. Тут не обошлось без моей матери, которая была ревностной католичкой. Она была очень набожна и требовала, чтобы ее дети каждое воскресенье ходили с ней в церковь. Но, хотя я и очень старался ради моей дорогой мамочки, я просто не ощущал связи с церковью и находил этот опыт довольно скучным. Посещать церковные службы мне было в тягость, но мать утверждала, что это наш моральный долг. И от такой матери некуда было скрыться. Только не от нее! Она держала нас в ежовых рукавицах, и поэтому мы с братьями и сестрами были вынуждены терпеть бесчисленные воскресенья в церкви, в которой, с моей юношеской точки зрения, ничего особенного не происходило. Я был мальчиком, созданным для суббот. По субботам я мог пойти в лес, испачкаться и вопить во всю глотку, как Тарзан. По субботам я мог бегать по лесу, строить что-то из ничего, изобретать тысячи игр. Я мог раствориться в свободе игры. Лес – это страна чудес для ребенка с творческим воображением. И он совсем не похож на церковь.
В тринадцать лет я решил стать вегетарианцем, что было радикальным решением для молодого (и не только) человека в той культуре. Все вокруг ели мясо и считали это совершенно нормальным делом. Но я познакомился с пожилым джентльменом, который по-своему протестовал против этой культуры. Был канун Рождества, и он сказал: «Если сейчас время Божьего мира на Земле, как оно одновременно может быть временем величайшей массовой бойни?» Действительно, как так может быть? И тогда я начал думать о животных, которых мы потребляем, о том, как с ними обращаются в мясной промышленности, и пришел к пониманию жестокости всего этого. Живых существ доставляли грузовиками на бойню и убивали. В этом не было ничего естественного, никакого человеческого элемента, ничего от «охотников и собирателей». Это была просто жестокая бойня. Зачем?
Чем больше я думал об этом, тем решительнее становилось мое желание отказаться от поедания мяса, и через пару месяцев я уже был вегетарианцем. Поскольку культура была такой, какой она была в то время, она мгновенно заклеймила меня как другого – хотя семья приняла это просто как еще одну мою странность.
Внезапно я оказался гадким утенком. Казалось, что все смотрят на меня и показывают пальцем, говоря: «Ты другой, ты другой». Так и было. Я лелеял свою независимость, строил свой собственный маленький мир. Став вегетарианцем, изучая эзотерические дисциплины и нося длинные волосы, как хиппи, я начал отдаляться от нормальной культуры. Я страдал от попыток подавить свою природу, как страдают многие люди. Как только я смирился с тем, что я не такой, как все, я начал отдаляться еще больше, особенно в своем сознании и в том, как я воспринимал окружающий меня мир. Я был чувствительным мальчиком. И я научился прокладывать свой собственный путь.
Я никогда не был