Когда успели всегда твёрдо стоящие на земле ноги превратиться в неустойчивое полотно гноящихся ран?
Да, часто был невнимателен к себе. Но к приближающимся восьмидесяти подходил размеренно и вполне счастливо. Костюм руководителя сменили удобные свитера. Деловые встречи – нарды с друзьями. Полюбились сериалы по первому. Вечерние пешие прогулки с женой и приезды внуков на выходные – хорошая награда на склоне лет.
Мог ли он предположить, что самые нелёгкие испытания жизнь приберегла для заката.
– Мне не нравятся анализы, – голос хирурга вернул в настоящее, – давайте пройдём дополнительное обследование и по результатам будем готовиться к операции.
Встаёт неуверенно. На левую совсем не опереться, она беспомощной тряпкой повисает в воздухе. Сползает широкий тапок-беззадник. В другую обувь чёрные распухшие ноги не помещаются.
Надежда, которую эскулапы почти растоптали за эти месяцы, робко приподняла голову. Вернулась смешинками в глазах. Шансы есть, пообещал хирург. Ему можно доверять, он светило. И первый за четыре месяца, кто сказал, что побороться можно. Да, этому стоит доверять.
Вечером, в одинокой маленькой квартирке, шумно размешивает ложкой чай с сахаром, пристраивает саднящую ногу поудобнее. Перебирает в голове хронометраж последних месяцев.
В первое утро нового года не проснулась жена. Вспомнил как пытался разбудить, растормошить. Отказывался понимать и принимать. Так и осталось в нём это недоумение. Как может уйти человек после обыденного «спокойной ночи». Думал каждый день, что не успела она сказать чего-то очень важного. И он не успел.
Через неделю на ноге появилась ранка. Расчесал, думал старик. Заживёт. Потом вторая, третья. Трофические язвы, сочась, растеклись по ногам чёрными мёртвыми материками. Врачи разводили руками. С шунтированием опоздали. Только ампутация. Да и то риск велик, что-то кровь у вас не очень.
– Что, съели? – усмехается, сопя кривым борцовским носом.
Пять лет назад ему уже ставили неизлечимый диагноз. Шептали родным за его спиной: «Уходит. Счет на дни».
А он обвёл всех вокруг пальца. Могучее желание, жажда жизни сотворили чудо. Через пару месяцев уже собирал ягоды на варенье, взобравшись на любимое вишнёвое дерево. Дети любят своё, домашнее.
И сейчас, глядя в окно на разметавшуюся в саду сирень, разговаривал с деревьями.
– Скоро выйду, – уверял, – доктор обещал.
Закуривает. Врачи запретили категорически. Но он то знает, в эти минуты боль замирает. Дарит ему передышку.
Ночи страшнее всего. Боль живет своей жизнью. У неё собственные биоритмы. Днем она дремлет, подвывая фоном сквозь дремоту. А с наступлением темноты набирает силу. Старик с ней соревнуется. Пытается опередить, заснуть раньше, чем проснется она. Но та неумолимо его будит. Он крутится потом до утра, убаюкивая ногу, остро ощущая свою немощность и одиночество. Призывает рассвет.
Утром,