Проснулся маг как раз перед восходом. Язык, набегавшийся вчера в погоне за непослушными каплями бабкиной микстуры, казалось, вот-вот выпрыгнет изо рта.
– А, дырка в Круге!
Произнеся это страшное кумрийское проклятие, молодой человек взвыл и некоторое время лежал тихо, стараясь безразличием победить недуг.
Светлеющая за окном мгла скупо делилась с помещением рассеянным призрачным светом. Лиас на удивление легко поднялся (видимо, подействовало-таки зелье) и направился к ближайшей двери. Скрипнуло. Ванная. Ещё дверь – не открылась. А вот третья, последняя, неожиданно легко поддалась. За нею находилась комната, раза в два меньше отведённой больному. Посреди возвышалась большая кровать графа. Тихо ступая, маг подошёл к нему вплотную.
В тот миг, когда Лиас попытался получше рассмотреть спящего и наклонился, тот резко повернулся, и прямо у горла юноши застыла полоска стали. Секунд десять Ваальсен глядел на гостя жутким, убийственно холодным взглядом, а затем, окончательно придя в себя ото сна, опустил оружие, сел на кровать и недовольно буркнул:
– Никогда так не делай.
– Прости! – возразил Лиас.
Он отступил на шаг и продолжал рассматривать своего спасителя: стройный, чуть выше среднего роста брюнет с густыми волнистыми волосами и правильными чертами лица, пожалуй, был его ровесником, во всяком случае выглядел не старше.
– Не подкрадывайся, если я сплю, – пояснил гроссмейстер погибшего Ордена. – Кстати, ты не против перейти на ты?
– Хорошо, Паалатон… Но…
– Что – «но»?
– Ты ведь из Гиоса? – голос выдал удивление. – И ты моего возраста. Откуда у тебя в имени столько букв?
Паалатон весело рассмеялся.
– Да, у нас в Гиосе ещё соблюдают глупые тонкости провинциального этикета, – заметил он. – И раз тебя зовут Лиас, то есть в твоём имени четыре буквы, ты либо выходец из народа, что отпадает, либо младший сын мелкопоместного аристократа. Угадал?
«Сын мелкопоместного аристократа» покраснел и молча кивнул.
– Да не дуйся. Я тоже из Гиоса, правда, давно туда не заезжал. Но так уж получилось, что мой дворянский род имеет серьёзные заслуги перед Кумром, поэтому и букв больше, чем обычно. Нет ничего страшного в попытках определить качество человека по количеству букв. Поживёшь в столице год-второй – поймёшь: иногда четыре буквы стоят гораздо дороже семи. На всякий случай: в империи все эти правила не действуют, самого императора зовут всего лишь Руин.
Граф усмехнулся, но на этот раз веселье отдавало неподдельной горечью философа.
– Ладно, пойдём завтракать. Заодно побеседуем по душам.
– Постой, мне надо сообщить учителю, что со мной