Когда звуки плача смолкли, Андрей вышел из ванной и заходил по кухне, нахмурившись. Лидия Сергеевна, после нескольких минут слабости собравшись и сделавшись, как обычно, серьезной и решительно-активной, с жаром пересказывала события последних дней, особенно вчерашние, когда все узналось.
– То, что он откладывал годами, – говорила она, – в больнице сделали очень быстро. Сколько просила, упрашивала – все без толку. И вот результат. Сказали, чтобы везла домой и не мучила понапрасну лечениями. Там еще врач подошел, бывший афганец, мощный такой, он, знаешь, хирургом был по ранениям в голову, оперировал тех, которым голову прострелили. Так этот вообще за словом в карман не полез, решил по-солдатски с плеча рубануть: забирайте, пусть на полную катушку этот месяц поживет. Какую катушку! Он без ног лежит, парализованный. Ухари! Привыкли, наверное, каждому второму такое говорить. Вообще-то, родственникам запрещено рассказывать о состоянии больного, если на то пошло. Только после того, как скажут ему, и только с его разрешения. И он сам должен назвать, кому рассказать, а кому нет. А эти – пожалуйста, все на меня и на Людмилу вывалили, и умыли руки. И как теперь ему говорить? Кто должен это делать? Я не могу ему сказать! А он все говорит, что к декабрю на ногах должен… что работы много… – Лидия Сергеевна снова приготовилась заплакать, голос ее задрожал. – Не представляю, как потом здесь жить… Все он выбирал, покупал, заказывал… и теперь все будет напоминать…
– Лидуся! – Мариша тоже собралась плакать.
– Ну, в крайнем случае продашь квартиру, если совсем тяжело будет, купишь другую, – сердито сказал Андрей. – И надо вещи его убрать. Вынести, не знаю, отдать кому-то. И машину тоже продать, – Андрей почувствовал, что говорит не то, запутался. Лидия Сергеевна его перебила:
– Да погоди ты, продавать… сейчас лечить отца будем. Я просто так отступать не собираюсь.
Андрей смутился.
– А как лечить-то? Что-то сказали конкретно? – спросила Мариша.
– Ничего не сказали. Сами… надо думать. Выяснять. Просто так сидеть дома и ждать конца я не собираюсь.
– М-да, не хотелось бы, – сказал Андрей.
– Я сказала им, чтобы держали его в больнице, сколько возможно. Вроде несколько дней согласились подержать, пока обследования. А потом не знаю, что делать. На месяц его точно никто там не оставит.
– А что еще обследовать?
– Ну, не понятно, где очаг. Очаг рака.
– Как не понятно! Разве так бывает? Так может, и рака нет, – Андрей, если честно, не верил в ошибку врачей, как бы ему ни хотелось, но в душе проблеснула хилая, словно болезненный ребенок, надежда. Лидия Сергеевна закачала головой:
– Нет. Вся печень в метастазах. Все лимфоузлы в метастазах. А очага нет.
– А та опухоль, что в позвоночнике? Может, она?
– Та, говорят, доброкачественная. Нет, очаг где-то в