Андрей позвонил Марише на работу и рассказал. Она заплакала. Через несколько минут она перезвонила и сказала, что едет с ним в Питер, взяла отгул. Андрей попросил ее купить электронные билеты.
Оставив прокуренную кухню, он ушел в комнату и заходил по ней, от одного угла к другому, туда-сюда, словно зверь в клетке, не находя выхода своему исступлению. Лихорадочное состояние, начавшееся у него сразу же после того, как он узнал жуткую новость, теперь, усугубленное тишиной и спокойствием комнаты, разрослось до гигантских размеров. Бесконтрольный панический ужас полностью завладел им, заставляя метаться, словно бесноватого, от одной стены к другой. В голове царил хаос, мысли путались, роем нахлестывали и тут же уносились, напрочь забывались. Не то чтобы утешить себя, успокоиться, разобраться со случившимся, обдумать, но и силой взять себя в руки было невозможно. Что тут обдумывать! Будет смерть.
Первый раз он воочию увидит смерть, и сразу же родного человека. Отец – его кровь, его плоть, умрет, отец – основная часть и без того крошечного круга по-настоящему близких людей – Мариша, папа, мама, – с которыми сросся корнями длиной в целую жизнь, от существования которых зависим, как от воздуха, за которых отдал бы все, не задумываясь, пожертвовал бы жизнью. Чем тут утешиться? Чем обнадеживаться? Что предпринимать? Все, конец. Что может быть страшнее этого. Если бы что-то другое, плевать, что угодно… любое. Раньше случались трудности, неприятности, и это всегда лишь стимулировало к тому, чтобы сконцентрироваться, собраться, разозлиться, наконец; и решение всегда находилось, кризис преодолевался, и все становилось прежним, ложилось на прежний курс. И только воспоминания о преодоление проблемы складывались, утрамбовывались в подкорке мозга, в копилку личного опыта, в архив, из которого по необходимости можно было иногда что-то зачерпнуть, припомнить, чтобы избежать каких-нибудь попутных ошибок. Но теперь решения не было, архив был пуст, ничего не выдавал по такой катастрофической проблеме, как смерть. Выхода не было. Куда бы ни кинулся мозг за решением, за объяснением, за руководством к действию, везде была пустота, error, фатальная ошибка. Логика была бессильна, и в дело вступил страх. Как солдат, вставший из окопа, полный решимости биться, идти в атаку, вдруг подрывается на мине, и с ужасом,