– Пундар-рика! – вдруг гаркнула пернатая тварь. Лапы у меня так и подкосились со страху.
– Цемтри, ты слышал? – прошептал я, поспешно творя в воздухе всяческие охранные знаки. Увы, мои пальцы, и без того непослушные, теперь и вовсе перестали гнуться! Но прежде, чем тот успел ответить, из стада донеслось жалобное блеяние – одна овца застряла в колючем кустарнике. Говорящий ворон моргнул кожистым веком и вместе с другими птицами перелетел поближе к легкой поживе. К моему удивлению, вместо того чтобы отогнать стаю, слуги повели стадо дальше. Мы отошли уже на дюжину дом56, когда овца истошно завопила. Я обернулся: вороны драли ее спину и морду; их клювы сновали вверх и вниз, будто иглы в лапах вышивальщиц, вытягивая длинные полосы шерсти и мяса.
– Что остановился? – прикрикнул на меня Цемтри. – Богам тоже нужно есть, понял?
Летом, пока на камнях цвели белые подушечки проломника и бледно-синяя, покрытая нежным пухом живокость, младших слуг часто посылали в скалы, нарвать можжевельника для благовоний или ревеня с крапивой для супа. Когда мы забирались достаточно далеко от Перстня, то находили следы тайных упражнений шенов: где-то синие скалы оплавились и блестели, как стекло; где-то трава была выжжена ровными кругами; а кое-где озера даже в жаркий полдень покрывала ледяная корка. Но самую странную вещь мне довелось увидеть, не выходя из ворот дзонга, на исходе Праздника купания.
Всем известно, что вода в начале седьмого месяца обладает множеством достоинств: она сладка на вкус, прохладна, мягка, легка, чиста, лишена неприятного запаха, не раздражает горло и не вредит желудку. Даже дикую влагу рек и озер не надо взбивать ложкой до появления пены и переливать из кувшина в кувшин, чтобы сделать домашней! Поэтому это время наиболее благоприятно для очищения и мыслей, и тела, и белья, и горшков. Как и прочие жители Бьяру, мы не могли терять его даром; но если горожанам для купания служила река Ньяханг, нам в Перстне пришлось набирать воду в дюжину больших, в три обхвата, деревянных чанов. В одних мы мылись сами, в других – полоскали штаны и чуба шенов, многочисленнее которых были только волосы в гриве снежного льва, танкга в кошеле Норлха или волдыри на наших лапах, выскочившие после недели непрерывной стирки. Когда слуги отправлялись на покой, на небе уже горела золотая звезда Цишань. Обычно я засыпал, стоило голове коснуться подушки, но не в эту ночь: может, я слишком устал, а может, во всем виноваты были крики сов, летавших над крышами дзонга?
Вместо того чтобы ворочаться на подстилке, подставляя то бока, то спину сырому сквозняку, я залез по приставной лестнице на крышу дома слуг. С середины весны, когда ночной туман перестал подыматься над озером, с этого места я мог наблюдать за Бьяру. Сегодня город был наполнен огнем и шумом. То там, то здесь раздавался звон цанов, визг флейт и быстрый бой дамару; праздничные костры вскидывались прямо посреди улиц; качались в клубах воскурений новые, яркие дарчо. Все в столице