Генри еще раз ужинает с Бато в апреле, а затем в мае, за два дня до двухнедельного пешего путешествия по Швейцарии, а через неделю после возвращения едет на верховую прогулку в Гайд-парк вместе с «леди Бато и ее дочерями». Нигде нет никаких сведений о том, как он познакомился с семьей Бато, не говоря уже об отношении к ним. Однако в начале октября того же года Генри «поехал в Норфолк на охоту», и хотя он не упоминает, где остановился, запись заканчивается словами о том, что «Грассингем-Холл очень красив». В сентябре будущий лорд Нантер устраивал званый ужин в своей квартире на Уимпол-стрит, вероятно, после возвращения с Чалкот-роуд, потому что на этой странице тоже присутствует пятиконечная звезда. Этот званый ужин первый, когда-либо упоминаемый в дневнике, и Генри перечисляет гостей, причем в строгом алфавитном порядке: мистер и миссис Аннерли, сэр Джон и леди Бато – вот оно, опять – «с дочерями», доктор Барнабас Коуч, доктор и миссис Виккерсли. Кто такие Аннерли и Виккерсли? Время от времени их имена появляются в дневнике, но без всяких указаний на то, кто они такие. Генри не отступил от принятых правил, пригласив равное число мужчин и женщин. Однако из дневника выясняется один важный факт – по викторианским меркам Генри часто виделся с Оливией.
В октябре Констанс Бато пишет своей подруге Хелен Милнер:
Сегодня утром пришел с визитом доктор Нантер, якобы справиться о здоровье мамы, но у мамы, о чем доктор должен был знать, всего лишь обычная простуда, и ей даже нет нужды оставаться в постели. Истинная причина – увидеть Оливию, которой, если хочешь знать, не было дома. Поэтому он придет завтра, разумеется, чтобы навестить маму, чье здоровье его беспокоит, и принести какое-то лекарство от воспаления горла.
Доктор Нантер очень красив, очень приличен, очень умен и очень стар. Вернее, очень стар «для наших юных глаз», как говорит мама. Должно быть, ему сорок пять. А Оливии всего двадцать два. Плохо то, что она начинает волноваться, что стареет и упускает свои шансы. Понимаешь, она выходит в свет уже четыре года, но никто из тех, кто вызывает у нее симпатию, не сделал предложения. Доктор ей нравится, и Оливия расстроилась, узнав, что он приходил в ее отсутствие. Мама и папа хотели бы их соединить. Мама – она сама старая – называет доктора Нантера молодым человеком «в расцвете лет». Ее единственное возражение, насколько я понимаю, состоит в том, что он живет в квартире над своим кабинетом в немодном (по мнению мамы) районе на Уимпол-стрит.
Но Генри подумывал о переезде. Датируемая началом декабря запись в дневнике под большой, тщательно вырисованной пентаграммой сообщает, что он смотрел выставленный на продажу дом на Грин-стрит, в районе Мейфэр. Вероятно, дом пришелся бы по вкусу леди Бато, но Генри его не купил и в феврале осматривал уже другой, на Парк-лейн. Мог ли он позволить себе содержание дома в Мейфэр? Конечно, ему в наследство досталась шерстяная мануфактура в Годби, но лучшие времена фабрики давно