– Игнатов Иван Иванович, – представился гость, – а вы, как я понимаю, Клавдия Петровна Бирюкова, владелица имения? – Поклонившись ей, он повернулся к поэту: – Ну а вы, конечно, Николай Сергеевич Свистунов. Очень, очень хорошо, что я вас застал… Надеюсь, вы сумеете пролить свет на некоторые обстоятельства дела, – добавил он и очень, очень внимательно посмотрел сначала на Клавдию Петровну, а затем на притихшего поэта.
– Простите, – начала хозяйка дома, – но о каком именно деле идет речь?
Улыбка гостя слегка померкла.
– А вы разве не знаете? Нет? Я думал, в наших краях новости распространяются быстро… Ну что ж, тем лучше, – неизвестно к чему бодро заключил следователь. – Вы не предубеждены, и свежий взгляд – это всегда важно… да-с… Мне придется задать вам несколько вопросов, и я хотел бы услышать как можно более точные ответы.
Именно этих слов и ждала Клавдия Петровна, чтобы перейти в атаку.
– Милостивый государь, – пропыхтела она, – но для начала… простите, мы хотели бы все-таки понять, о чем идет речь… Вы врываетесь в дом к честным людям… мы, как видите, мирно ужинали, не предполагая ничего такого…
На перила террасы сел воробей, покосился на следователя маленьким круглым глазом, чирикнул и исчез. Очевидно, воробей тоже не питал особой любви к представителям закона.
– Я надеюсь, Клавдия Петровна, вы не предполагаете, что я по своей воле осмелюсь тревожить почтенных и уважаемых людей, – спокойно ответил следователь, голосом подчеркнув слова «почтенных» и «уважаемых». – Поверьте, сударыня, что только интересы дела привели меня сюда, причем дела… скажем прямо, не слишком приятного… – он слегка поморщился. – Если вы не возражаете, я хотел бы сесть. Так нам будет удобнее… гм… беседовать, тем более что мне придется записывать ваши ответы…
Вот, начинается, мелькнуло в голове у поэта. Дернул же его черт сочинить в Петербурге матерные частушки про сами знаете кого, да еще во весь голос распевать их в малознакомой компании. И частушки-то вышли дрянные, – хотя, с