Разделав доску на несколько реек, рыжий передал их другому столяру, тот понес их на стол, зажал в тисках и принялся строгать рубанком. Был там еще один рабочий. Он возился с чем-то в углу – я тогда не разглядел.
Впечатления от увиденного весь день не давали мне покоя. Я мечтал, как после уроков снова пройду мимо пилорамы, снова услышу взвизгивание от встречи железа и дерева и снова вдохну этот пьянящий всех мальчишек запах опил!
И вот после уроков я бегу к тополиной аллее. Еще издали я услышал шум станка, удары молотком, легкие перекрики мужских голосов. Как же я удивился, что на этот раз работа кипела на улице, под лучами яркого солнца, которые пробивали кроны тополей и поджигали рыжие и красные листья на асфальте. А также – покрытую лаком древесину. Доски отливали золотом, а местами – благородным загаром.
Станки, стол, люди – все было на улице. Из пилорамы тянулся к широкой железной пиле лишь длинный провод. Рядом с входом стояли уже готовые оконные рамы, двери. Еще одни двери сейчас домазывались олифой на столе.
– Ну вот! Видал?! – похвастался мне рыжеволосый. – Иди скажи родителям, что если нужны двери, то мы сделаем по дешевке!
Об увиденном я, конечно, рассказал бабушке. Она заинтересовалась: ей было важно даже не то, что некогда работающая пилорама снова заработала и превратилась в столярную мастерскую, а именно то, что там делались двери. Все происходило в 97-ом году, новости о квартирных кражах и взломах приходили каждый день в таком количестве, что бабушка моя даже придумала целую систему защиты своих хлиплых типовых дверей. Со стороны коридора она приставляла к ним табурет, на табурет ставила швейную машину. «От взлома не спасет, но когда будут открывать дверь, то это упадет, я хотя бы успею соскочить с постели», – говорила бабуля.
Двери заставляли не только мы – в те годы страх быть обворованными, избитыми, изнасилованными крепко въелся в кровь и мозги людей. Цена человеческой жизни снова, как во времена революции, упала ниже плинтуса, а произвола при этом становилось все больше. Те, у кого в семье были мужчины, обзаводились ружьями и ножами; у нас же мужчины не было, да и нож был в одном экземпляре, старый.
На следующий день бабушка пошла провожать меня в школу. Мастерская уже работала. И мы зашли, чтобы поговорить о цене. В то утро там был вчерашний рыжеволосый, он строгал длинный брусок. Он узнал меня:
– А,