В этой программной штюрмерской пьесе выражен основной пафос литературы «Бури и натиска», выступившей за раскрепощение человека и против любых форм его угнетения, отстаивавшей право каждого на свободное проявление своей индивидуальности, утверждавшей достоинство человека независимо от знатности его происхождения или богатства. Здесь же Клингер продемонстрировал и вторую составляющую штюрмерской литературы – абсолютную свободу поэта, который отвергал всякие правила художественного творчества, утвержденные рационалистической эстетикой и поэтикой XVII – первой половины XVIII в.
Установка «бурных гениев» на насильственное изменение существующих государственных и социальных форм и на отрицание сложившейся культурной традиции получает свое наиболее яркое выражение в другой книге Клингера – романе о Фаусте (1790).
2
Фауст – человек, бросивший вызов самому Господу Богу, чернокнижник, замысливший проникнуть в тайны мироздания, – идеальное воплощение штюрмерских представлений о герое. Недаром литераторы «Бури и натиска» неоднократно обращались к легендарному немецкому персонажу. Однако роман Клингера занимает особое место среди произведений немецкой фаустианы эпохи Просвещения.
В отличие от других современных ему авторов Клингер воспроизводит сюжетную канву народной книги И. Шписа, что отражено уже в названии романа – «Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад». Декларируемая в заголовке произведения идея гибели героя, чья душа обречена на вечные муки в аду, необычайно важна для писателя. Он, с одной стороны, художественно воплощает идеи штюрмерства, дает их квинтэссенцию, но с другой, – производит своеобразный расчет со штюрмерским прошлым, его идеологией и эстетикой.
Следуя некоторым авторам XVII в.[9], Клингер отождествил алхимика и астролога Иоганна Георга Фауста (ок. 1480–1540) с первопечатником Иоганнесом Фаустом из Майнца, жившим намного раньше (ок. 1400–1466)[10]. Изображая героя народной книги как Фауста-первопечатника, Клингер тем самым подчеркивал великое значение изобретения книгопечатания, которое открывало перед человечеством невиданные прежде перспективы. С этого времени «начинается, – писал В.И. Вернадский, – быстрый и неуклонный рост человеческого сознания. Книгопечатание явилось тем могучим орудием, которое сохранило мысль личности, увеличило ее силу в сотни раз и позволило в конце концов сломить чуждое мировоззрение. Мы можем и должны начинать историю нашего научного мировоззрения с открытия книгопечатания»[11]. С прогрессом книгопечатания связаны значительные успехи гуманитарных и точных дисциплин в конце XV – начале XVI в., когда появились первые печатные учебники, когда в научный и культурный обиход вошли сочинения классиков античности, вновь открытые в это время в Европе, а также новые труды писателей и ученых. Все это способствовало активизации движения гуманизма, означавшего коренной переворот в умах людей, в их оценке