Небесный остров Морио Хирано. Айко Таката

воду и понял: море не чувствует себя виноватым. Ни передо мной, за то, что разом забрало обоих моих родителей, ни перед множеством других людей, по его вине лишившихся родных и близких. Морю чужды какие-либо чувства, у него и мыслей-то нет. У него определенно есть огромная сила, данная ему Природой. Море и есть Природа. Ему ведомы направление и цель, но неведомы чувства. А значит, сколько бы я ни презирал его, как сильно бы ни ненавидел, это ничего не меняет. Морю безразлично и это делает диалог с ним невозможным. Это то же самое, что ругаться на стену за то, что она стена. Ничего не добьешься. Стена останется стеной, море будет морем. Родители мертвы и не вернуть.

      – Я тебя ненавижу, – шепнул я воде у своих ног.

      Волна прибежала издалека, с самого горизонта, возможно, и с шипением разбилась о кромку берега, разлетевшись на множество мелких жемчужных брызг, замочив мое лицо, разорвав мои слова в паршивые клочья. Затем отдала их ветру, своему главному сообщнику, вечно ошивающемуся где-то неподалеку, – злобно хохоча над моими невыраженными чувствами.

      Я прошелся вдоль линии воды, по побережью, лежащему неподвижно в желтоватых лучах утреннего солнца. Я остановился и отыскал самый большой камень на берегу. Сегодня им оказался светло-серый камень в темно-коричневую крапинку, по форме напоминающий фасолевый боб. Небольшим белым камушком, который всегда ношу в кармане брюк, я нарисовал широко раскрытые глаза и свирепый оскал. Вытянул перед собой руку с камнем и оценил получившееся творение. Я подошел к воде и закинул камень в море. Будучи довольно тяжелым (а может, просто я – слабым), тот пролетел в воздухе только несколько метров, громко ударился об изумрудную воду и скрылся под ее поверхностью. Я стоял на берегу и, не шевелясь, глядел на чередование темных и светлых кругов, расходящихся в стороны от того места, где камень вошел в воду.

      До тех пор, пока они не исчезли, став частью ряби, создаваемой ветром.

      Мой отец был рыбаком, очень простым и хорошим человеком. Он был настоящим мужчиной, мой отец. Я знаю это, потому что был рядом с ним, потому что вышел из него. Когда необходимо, отец был строгим, но справедливым, в иные моменты – добрым и веселым. Притом на него всегда и во всем можно было положиться. Редко на земле встречаются такие люди. В нем все, от сильных трудолюбивых рук и сияющих радостным блеском глаз, словно носящих в себе оттиск моря, до умения расслабляться, по-настоящему наслаждаться жизнью, забыв обо всех трудностях и делах, и широкой улыбки из крупных белых зубов, напоминающих зернышки спелой кукурузы, вселяло в окружающих, и в меня в том числе, надежду, что все будет хорошо. А если что-то вдруг разладится, он обязательно поможет. Он придет и исправит это, он знает как, ведь он – отец, настоящий мужчина. С его смертью из меня ушла эта уверенность. Но что хуже всего, из меня ушла сила исправлять то, что разлажено. А может, ее никогда во мне и не было…

      В некотором удалении от того места, где я стоял этим утром, высокий мускулистый старик вытягивал из моря