– Может, ты неспособный? Или больной?
– Со мной все в порядке, но спать я буду на раскладушке. Было бы пораньше – уехал бы отсюда к себе.
– Чего ж ты мне весь вечер голову морочил?
– Я не знал про наколку. Судя по ее свежести, кто-то не так давно с тобой забавлялся, а этот кто-то может быть и заразным.
– Дурак! – отпарировала Вика и стала налаживать раскладушку, достав постель из шкафа, стоящего у стены.
– Ну и спи, хрен с тобой! – услышал я ее напоследок и завалился на холодную простынь.
Еще улавливался какой-то шепот в соседней комнате, Викины вздохи, а уже заволакивало сознание туманной дымкой, и крепкий сон потянул меня в небытие.
Вышли мы утром с Андреем с тяжелыми головами, болью в висках, при пакостном состоянии на душе и долго оглядывались. Лелька немножко сориентировала Андрея, и он, ломясь впереди, то и дело заворачивал за какие-то дворы. Я едва поспевал за ним, заново обкатывая все, что произошло вчера, и некое чувство сожаления о том, что я не ощутил тот умопомрачительный, уже знакомый мне, трепет женского тела, не испытал тот внутренний ожог, выплескивающийся благодатной вспышкой из озаряющего душу блаженства. Но что случилось – то случилось…
Вышли на какую-то освещенную магистраль, и Андрей остановился.
– Считай, добрались. Сейчас такси остановим – и в гостиницу: отсыпаться. Впереди выходной. Ты что-то не поладил с Викой? – Он пристально поглядел на меня.
– Было дело, – не стал вилять я и рассказал ему про свои опасения.
– Может, ты и правильно сделал, а может, и нет. Хотя кто не рискует – тот, известно, не пьет шампанское. А у меня все прошло, как по уставу…
После еще пару раз затягивал меня Андрей в ресторан на посиделки, правда без девочек. Не знаю, чем бы и как бы закончилось мое дальнейшее сближение с ним и куда бы оно меня увело, на какую бы жизненную дорожку толкнуло, несмотря на мое более-менее твердое стояние «на ногах», если бы я не перебрался через несколько дней из гостиницы в общежитие.
Как-то почти сразу прекратились мои дружеские встречи с Андреем (работа занимала много времени, и приходилось возвращаться в общежитие поздно, в сумерках), а чуть позже Андрей и вовсе исчез, причем так же неожиданно, как и появился когда-то на пороге гостиничного номера.
Соблазны личной жизни откатились куда-то в неопределенное будущее. И хотя тоска по дому стала утихать, задавленная навалившимися обязанностями и заботами, мысли о родных краях, о бабьем лете, чаще всего наступающем там в это время, о солнечных днях и тепле – нет-нет да и травили душу. Раза два или три я выбирался в центр города, на берег реки, и подолгу стоял на самом яру, вглядываясь в туманные дали, туда, где за Уралом остались родные и друзья, осознанные и неосознанные превратности судьбы, мечты и надежды – все то, что я ценил в жизни, имел и потерял. В такие минуты хотя и наплывал в душу тонкий налет грусти,