Следующий этап полемики представляли собой собственно богословские сочинения: «Манна» Медведева и «Акос» Лихудов[295]. Однако вместе с богословием в них присутствует уже и очевидное раздражение[296]. Как бы то ни было, Медведев не преминул отметить неудачное толкование слов Златоуста, обвинив Евфимия в передергивании текста: «…списатель тетратей во всем своем писании усердное тщание полагал, дабы ему откуду бы не буди, хотя весьма неправдою, от древних святых отец и от новых ученых людей, не якоже они о оном писаша, но выбором и преступая в их писании инде речение, инде целую строку, а инде и многая и от писания их точию мнимое ему, ко его оправданию быти вземля…»[297] Не упустил Сильвестр отметить и то, что Евфимий только прикрывается именем Славинецкого, а подлинных писаний его представить не может, между тем как Славинецкий вместе со всеми, как помнят очевидцы, клал поклоны на «приимите, ядите»; впрочем, если даже к концу жизни он (Славинецкий) и пришел к иному мнению, то это вовсе не повод отступаться от учения древних святых отцов[298].
Более того, и отеческие предания нуждаются в проверке. Если «списатель тетратей» утверждает, что русская Церковь издревле придерживалась в этом вопросе отеческого предания, то он говорит неправду: «не отеческое предание о вечери тайне и о пресуществлении тела и крове Христовы держаше [русская Церковь], но самого нашего тоя тайны законодавца Христа Иисуса тако, якоже сам Он на вечери тайней ону предал есть, и своими всемощными словесы, купно со Отцем и Святым Духом, пресуществление из хлеба тело, а из вина кровь сотворил есть…»[299] Мало держаться отеческого предания, поясняет Медведев, надо еще выяснить: согласно ли это отеческое предание «законоположению Христову о той тайне и Святым Апостолом и древним святым»[300], потому что согласие с Римской Церковью в этом пункте само по себе еще ни о чем не говорит: если заботиться только о том, чтобы все было не