Коряки прослышали, что в том походе Морозка обнаружил на Морошечной реке странные письмена. На кириллицу буквы совсем не походили. По белым плотным листам словно птицы набродили лапками, измазанными чёрной краской. Никто из мельгытангов не понял, что там было написано. Но Иктеня знал, что над теми бумажными листами шаманили желтокожие люди, захваченные в плен бородатыми курильцами13. Они обмакивали тоненькие кисточки в густую жидкость и выводили таинственные знаки. Тех иноземцев у курильцев отбили камчадалы14.
И у камчадалов они тоже шаманили – рисовали странные значки. Не злых ли духов вызывали? На всякий случай камчадалы отобрали у них бумагу и сосуды с черной жидкостью.
Из желтокожих людей, живших в неволе в одном из стойбищ близ реки Ича, вживых остался только один – Денбей его звали. Он тосковал по той стране, где родился, называл ее Ниппония и часто забирался на сопку, как-то чудно садился в траву, скрестив под собой ноги, и неотрывно глядел в сторону востока.
Иктеня решил, что это именно Денбей вышаманил огненных людей. И мысли его совсем смешались, страшно ему стало: зачем так худо встретил мельгытанина Морозку, зачем смеялся над камланием Денбея? Что теперь делать, как быть?
Снова грянул гром, и сам великий шаман трусливо метнулся к пологу, словно мышь от горностая.
Мельгытанги распугали громом и огнем собак, заставили бежать в тундру воинов, выставленных на дозоре с копьями.
Иктеня, распихав женщин, забрался вслед за шаманом в полог. Якаяк растерянно крутил в руке каменный топор и выронил его, как только первый бородач вошёл в юрту. Укутанный до пят в тяжелую медвежью шубу, из-под которой выглядывали блестящие доспехи, он весело взглянул на людей, прищурился:
– Поздорову ли живём?
Быстрые, с огоньком глаза так и сверкали на его сухом чернявом лице. Твёрдо очерченные губы указывали на его непоколебимость и решительность, но улыбка, простодушная, почти детская, выказывала добрый нрав. Но Иктеня, разглядывая незнакомца через дырку в пологе, заметил в его глазах блеск холодных льдинок. Плохая примета: значит, мельгытанин горяч и вспыльчив, сначала снимет голову с плеча – потом помилует.
– Я принёс вам привет от Руси, от батюшки-царя, – продолжал незнакомец.
Тут из-за его спины выскочил толмач15, быстро забубнил по-корякски. Все с почтением внимали ему. Якаяк, насупившись, молчал. Лучшие люди его рода, бывшие в юрте, боялись сказать «амто!»16. Как-то ко всему этому отнесётся Иктеня?
В наступившей тишине все услышали, как князец выпустил на волю злого духа. Мельгытанин, насмешливо взглянув на полог, велел толмачу:
– Пойди погляди! Это кто там воздух портит?
Толмач