– Осчастливил, значит, меня твой дядюшка? – криво усмехнулась я – терпеть не могла этого мерзкого типа с липкими глазами.
– Ну, Регинка… зачем ты? Он меня вырастил, между прочим, и до сих пор еще помогает, чем может…
– Ну, все-все, не трогаю я твоего дядюшку, успокойся, и спасибо ему за клинику. Но ты так и не сказала – в Москву когда улетаешь?
– А ты как хочешь? Могу остаться и квартиру снять в городе…
Нет, я не хотела, чтобы Ариша снимала квартиру в городе, не хотела, чтобы она приезжала в клинику. Мне нужно полное одиночество и возможность побыть наедине со своими мыслями.
– Думаю, тебе лучше вернуться. В Москве легче держать руку на пульсе, сама же сказала. Сможешь отслеживать все, что пишут о моем исчезновении. Ну и нам ведь нужно делать какие-то информационные вбросы, чтобы почтенная публика меня не забыла, правда? – похлопав Аришу по руке, сказала я. – А кто, кроме тебя, этим заниматься будет? И потом – ну какой смысл тебе торчать в незнакомом городе? Что ты делать-то здесь будешь?
– Ты права, Регинка… я устрою тебя и постараюсь улететь вечером.
– Можешь жить пока у меня, если хочешь, – расщедрилась я, и глаза Ариши заблестели:
– Ой, правда?! Спасибо, Регинка! Я очень аккуратно буду… ты не волнуйся…
– Да я не волнуюсь, чего мне волноваться-то?
– Я тебе буду звонить каждый день. – Ариша развернулась в кресле и притянула меня к себе, не рассчитав, что в порыве благодарности может случайно задеть мое лицо. Так и вышло – ее рука скользнула по повязке, и я взвизгнула от боли. – Ой…
– Сиди спокойно, – процедила я, вцепившись пальцами в подлокотники. – Не надо лишнего внимания привлекать, вдруг меня узнают…
– Тебя в этом парике родная мать не узнает… ой! – Ариша прикрыла рот обеими руками, и глаза ее тут же наполнились слезами: – Регинка… ну, прости… я как дура какая-то… все время не то ляпаю…
Не то чтобы упоминания о матери причиняли мне какие-то особенные моральные страдания, но Ариша, конечно, как и все остальные, об этом понятия не имела, и для нее факт, что мать моя мертва, был гарантией того, что я их непременно испытываю. С точки зрения выросшей без матери и отца Ариши это было горем. Но не объяснять же ей…
– Все, прекрати! Садимся, – с облегчением увидев в иллюминаторе приближающиеся огни посадочной полосы, пробормотала я. – И это… давай помолчим немного, хорошо? Мне больно разговаривать.
Ариша понимающе закивала, вытерла слезы и, сложив на груди руки, закрыла глаза – она панически боялась взлетов и посадок, хотя сам полет переносила нормально. Я же повернулась к иллюминатору и наблюдала за тем, как темная полоса внизу становится все ближе, ближе, и вот самолет уже коснулся ее шасси, понесся, вжимая скоростью тела пассажиров в спинки кресел. В салоне вспыхнул свет, и голос бортпроводницы произнес положенные в таких случаях слова приветствия и