Марксистско-ленинскую философию на третьем курсе преподавал моложавый круглолицый мужчина с роскошной шевелюрой вьющихся крупными кольцами волос, с задорным блеском в глазах и явным комсомольским прошлым. Не помню точно, как его звали, но очень хорошо помню, что он был кандидатом философских наук, о чём мы узнали на первой же лекции.
Не знаю, искренне или нет, но всем своим видом, всем своим преподавательским азартом Философ (так мы его прозвали) демонстрировал исключительную преданность и веру в то, что он с таким старанием пытался донести до нашего ума и сознания. Получалось, правда, чего там скрывать, не очень. Всё-таки студенты-спортсмены в большинстве своём не очень-то расположены к философии, да ещё и марксистско-ленинской. Хотя, повторяю, Философ старался на явную пятёрку с плюсом.
На одном из семинарских занятий Философ с каким-то особенным вдохновением поведал аудитории, что человек от природы не обладает и не может обладать ЧУВСТВОМ ПРЕКРАСНОГО. Что чувство прекрасного можно только воспитать, в том числе и на занятиях философией.
Я, сидя на первой парте, огляделся по сторонам и понял, что, похоже, кроме меня, никто преподавателя особенно не слушает и вникать в суть проблемы не собирается. Это или не это повлияло на меня, но я решил оживить обстановку. Поднимаю руку, получаю разрешение и замечаю во всеуслышание:
– Хотите сказать, что если человек в силу каких-то жизненных обстоятельств не получил абсолютно никакого воспитания, то он не сможет отличить прекрасное от безобразного?
– Да, студент Шориков, вы поняли меня правильно! – отвечает преподаватель с улыбкой и очень бодро.
– Тогда представим, что я Маугли, – продолжаю я. – Мне лет семнадцать. Переживаю состояние гиперсексуальности. Иду по джунглям, а мне навстречу две «девушки» – Брижит Бардо[1] и Баба-яга. И что самое интересное – обе страстно хотят, чтобы я затащил одну из них в кусты. Так что, по-вашему, мне будет всё равно, на какой из этих «девушек» остановить выбор?
Тут мои одногруппники шумно оживились. Кто-то перестал играть в «морской бой», кто-то – в «слова» или «крестики-нолики», кто-то перестал читать модного тогда Сименона, а кто-то вообще проснулся. И все тут же уставились на Философа.
– М-да… – вырвалось у него. Таким задумчивым я его ещё не видел. Мне даже показалось, что он, может быть, впервые в жизни не на шутку засомневался в правоте своей любимой марксистско-ленинской философии. – Даже не знаю, что и сказать. Мне надо подумать…
И тут, к общему удовольствию, истекает время семинарского занятия.
Больше