Только на четвёртые сутки, уже глубокой ночью, добравшись всё-таки до Серноводска, Яровая, немного перевела дух и стала понемногу приходить в себя, забывая московскую бомбежку как страшный сон. Мария Моисеевна постепенно осознавала, что попала из самого настоящего ада прямиком в самый настоящий рай. Курорт же по существу жил, еще той довоенной прежней жизнью, какой уже не было даже в Москве. Только отсутствие освещения по вечерам напоминало о идущей где-то войне, а днем продолжалась все такая же, как и всегда, беззаботная курортная жизнь. Мария Моисеевна первым делом при встрече наговорила кучу лживых и льстивых комплиментов в адрес Животова, почти полностью усыпив его бдительность. Сотрудники партии встретили её со всеми положенными дорогой гостье почестями, как принимали всё московское начальство в полном соответствии с местными обычаями гостеприимства. Яровой предоставили давно приготовленную для неё отдельную комнату и первое время старались вообще ни чем не беспокоить.
Отдохнув с дороги, побездельничав несколько дней в волю, Мария Моисеевна, не дожидаясь наступления скуки, заняла активную деловую позицию. В начале, она, все ждала, что Животова призовут в армию в самок ближайшее время и она останется полноправным руководителем партии, больше же некому. Когда же на Ивана пришла из Москвы бронь, надежды её на быструю победу рухнули и она стала обдумывать план избавления от Животова иными возможными и невозможными, хорошо ей известными, методами подковёрной борьбы. Против Ивана, как человека, она ни чего не имела, в её плане свержения начальника партии не было ни чего личного, он даже ей был немного симпатичен как мужчина женщине. Поэтому комплименты, которыми она его щедро удобряла, были даже почти на половину искренними. Иван первое время не нагружал Яровую настоящей работой, позволял ей делать то, что она хотела и даже предоставлял ей возможность иногда распоряжаться партией в его отсутствии. Командовать людьми Мария Моисеевна особенно любила, это было её. Она получала от этого особое наслаждение, которое она даже не скрывала. Иван предоставлял ей поначалу даже большую волю, чем та, на которую она сама первоначально рассчитывала. Животов считал, что понимает её и не мешал ей устраивать свою почти курортную жизнь. Животов, как начальник, требовал от Яровой только одного,