– Да будет вам, Сан Саныч, не удобно как-то. – замычал Чернов.
– С собой трехлинейку Мосина всегда таскает с оптическим прицелом. Вот и сейчас, видал как обер-лейтенанта снял? С одного выстрела и немчура сразу побежала. Они без офицера воевать не могут. Так вот, его тебе в разведку направили, хватит, говорят, у штаба ошиваться, – объяснил Соловьев и продолжил по второму офицеру:
– А этого мне в усиление направили, вроде как адъютантом ко мне. – совсем развеселился Сан Саныч. – Не знаю, только, как справиться ли, дело то ох какое не простое? – Соловьёв незаметно подмигнул Ивану.
– Если по служебным обязанностям, то думаю справится, а вот на личном фронте, по женской части, тут гораздо сложнее… – загадочно произнес Животов. – Думаю придётся серьезно постажироваться.
Все снова дружно рассмеялись и стали выбираться из оврага.
– Кончай смеяться, пойдём наших подберём. Там на поляне трое наших разведчиков и капитан, – уже серьёзно, окончательно придя в себя, позвал Иван. Как только вспомнили о павших, смех резко оборвался, всё-таки он был вызван скорее длительным нервным напряжением и стрессом.
4.В освобождённом городе
Навстречу огненным лучам заходящего солнца, из заснеженных полей поднимались белые клубы дыма. Это горел город Гатчина. У города – застава. На деревянной наскоро выстроенной арке надпись: «Даешь Берлин!». У заставы скопление людей и различной техники.
Из остановившегося трехосного защитного цвета автобуса ГАЗ-05 шустро выпрыгнули два офицера, одетые в светло-серые из дублёной овчины полушубки, хромовые сапоги и меховые ушанки. У того, что поменьше ростом, но явно по-крепче, висела толстая, набитая картами и документами, кожаная полевая сумка – это был лейтенант Иван Андреевич Животов. Вторым прибывшим был лейтенант Геннадий Семёнович Чернов.
Неловко переступая, ещё не расходившиеся, после долгой сидячей позы, офицеры, минуя заставу, неторопливо двинулись вдоль охваченной дымом улицы. Степень разрушения домов была разнообразной. Обычно, на месте бывших домов, уродливо возвышались, то квадратные изразцовые, то круглые обитые жестью печи. Деревянные детали домов, разбросанные по сторонам, медленно тлели. В одном бывшем двухэтажном доме сохранилась круглая обитая жестью печь. Также уцелела часть внутренней стены, примыкавшая к печи, и небольшая площадка пола. На площадке стояла железная кровать с обгоревшим пружинным матрасом.
– Вот тебе и квартира! – со скорбной интонацией произнес Животов, кивнув в сторону развалины. – Ведь кто-то жил здесь, хозяйство вел, дом отстраивал, а теперь, бах и лишили людей всего. Семья если и жива, так осталась без крыши над головой. За что, Вася?
Чернов подумав ответил:
– Война