Молодой человек распахнул настежь окно и, борясь с приступами тошноты, старался осмыслить увиденное. Внезапно за стеной послышалась тихая возня, и, подав знак Рите остаться, Джину прошел дальше. Здесь, на летней веранде, он и обнаружил спящего в кресле Леонида Сергеевича Бурнуева, а попросту их старого знакомого дядю Леню. Ему едва удалось распознать когда-то стройного, пышущего здоровьем спортсмена в расплывшемся мешковатом старике. Мужчина пошевелился и открыл глаза. В первые минуты его бессмысленный взгляд, не на чем не фокусируясь, блуждал на пару с разумом еще где-то в далеких мирах. И только после приветствия, произнесенного Джину на корейском, в глазах дяди Лени промелькнула некая тень осознанности, говорящая пока лишь о том, что он заметил еще чье-то присутствие. Однако чем дольше он смотрел на гостя, тем больше недоумения, перерастающего в недоверчивое замешательство, читалось в его взгляде. Наконец, сделав попытку встать с кресла, дядя Леня натужно прохрипел:
– Ты кто?
***
Он поднялся и, шатаясь, сделал пару неуверенных шагов. Джину подался вперед, но не успел. Мужчина, споткнувшись о разделявший их стул, неуклюже плюхнулся на пол. Но через минуту уже, беззлобно чертыхаясь и потирая ушибленное место, дядя Леня вполне дружелюбно рассматривал гостя.
– Вы меня не узнаете? – спросил молодой человек на корейском, но в ответном взгляде прочел лишь смущение.
– Что, что? Ты китаец, что ли?
Джину уже сознавал бесполезность дальнейших расспросов, но все же предпринял еще одну попытку.
–Суа, вам это имя знакомо? – спросил он на русском.
Дядя Леня задумался.
– Суа? Что за имя такое? Нет, не знаю… Так ты что? Кого-то хочешь отыскать в садоводстве? Тогда ты обратился по адресу!
Внезапно мужчина оживился.
– Послушай, я ведь тут всех знаю! И тут, и в соседнем… Ты садись, садись! Ты сам откуда будешь-то? А по-русски-то как чисто говоришь, молодец.
На столе материализовались бутылка с сомнительным содержимым и какая-то залежалая закуска. Джину, отказавшись от выпивки, присел на ручку старого кресла. Он не вникал в смысл произносимых дядей Леней речей, он прислушивался только к голосу. Да, несомненно, это были интонации его старого друга, но с голосом тоже было не ладно. Как в облике, так и в манере говорить проскальзывало что-то