Все эти мысли запоздало пронеслись в голове у Конана, но он поспешил отогнать их, потому что паук вновь атаковал его. Варвар высоко подпрыгнул, и тварь промчалась под ним, развернулась и бросилась опять. На этот раз киммериец отскочил в сторону и с кошачьей ловкостью нанес ответный удар. Его меч отсек одну из волосатых лап, но Конан вновь чудом избежал смерти, когда чудовище резко затормозило и едва не задело его смертоносными клыками. Но на этот раз тварь оставила его в покое. Перебирая лапами, она подбежала к стене и вскарабкалась на потолок, где и застыла, пожирая его злобным взглядом горящих глаз. А потом, без предупреждения, вдруг оттолкнулась и прыгнула прямо на киммерийца, оставляя после себя серую и липкую на вид паутинку.
Конан шагнул в сторону, пропуская мимо летящее тело, а потом стремительно нырнул, пригибаясь, чтобы избежать объятий паутины. Он разгадал замысел чудовища и прыгнул к двери, но оно оказалось быстрее, и брошенная поперек дверного проема липкая нитка преградила ему путь к отступлению. Конан не рискнул рубить ее мечом. Он прекрасно понимал, что эта гадость прилипнет к лезвию, и, прежде чем он успеет стряхнуть ее, злобная тварь вонзит ему клыки в спину.
И началась отчаянная игра, в которой ум и быстрота человека противостояли дьявольской ловкости и скорости гигантского паука. Тот больше не кидался по полу в лобовую атаку и не прыгал сверху, стремясь вцепиться Конану в спину. Нет, теперь хитрая тварь бегала по стенам и потолку, рассчитывая опутать его длинными петлями серой паутины, которую ей удавалось метать с поразительной точностью. Эти нитки были толстыми, как веревка, и Конан понимал, что если они опутают его, у него уже не хватит сил разорвать их и монстр нанесет смертельный удар.
Они кружились в дьявольском танце по всей комнате, и мертвое молчание нарушали лишь хриплое дыхание человека, негромкий шорох его босых ног по полу да сухой, словно кастаньеты, стук челюстей твари. Серые нити лежали, перекрещиваясь, на полу, опутывали паутиной узоров стены, тянулись с окованных серебром сундуков на шитые золотом атласные кушетки, свисали полупрозрачными фестонами с украшенного самоцветами потолка. Пока Конану помогали уцелеть точный глазомер и стальные мышцы, хотя липкие петли пролетали в такой близости, что иногда, как наждаком, задевали его обнаженную кожу. Он понимал, что не сможет уворачиваться от них до бесконечности. Ему приходилось помнить не только о паутине, свисавшей с потолка, но и смотреть себе под ноги, чтобы не наступить на липкие нити на