На крик вбежал генерал Коленкур.
– Мой император, что с Вами?! Вы весь дрожите!
– Закрой дверь и не впускай никого! – сквозь зубы произнес Бонапарт.
– Но мой император!
– Закрой дверь, пес! Ааа… – страдания становились сильнее и сильнее. Адский холод добирался до сердца. В животе все крутило. Ноги дрожали так, что слетали сапоги. Ааа… – Озноб сковывал челюсти…
– Я приведу Ювана.
– За… Закрой дверь!
Коленкур ушел и вернулся через несколько минут. Лейб-медик французского императора Юван уже спал, и Коленкур разбудил его:
– С императором что-то не в порядке, ему плохо.
– Ха, – пошутил, впрочем, весьма неудачно и не к месту, Юван, – он же теперь не император.
– Он весь дрожит!
– О, нет… Только не это. – Врач начал что-то подозревать. Быстро оделся и с генералом Коленкуром побежал к Наполеону.
В это время Наполеон испытывал страшную боль: «Боже… за что? Как… как… тяжело… Нет, это не… не выносимо… Дерьмо, дерьмо, дерьмо!».
В это время в зал вошли Юван с Коленкуром. Как только Юван увидел пузырек на столе, он сразу все понял.
– Что Вы наделали? – вскричал Юван.
– Мерзавец, что ты… ааа… надела… л…? Что это? Дай мне яду!
– Никогда, я не буду повинен в Вашей смерти. Коленкур, позовите слуг, пусть принесут марганцовки, надо срочно промыть желудок Бонапарту.
– Никогда! – бешено взглянув, рявкнул бывший император всех французов. Сегодня я… вот дерьмо… сегодня я должен умереть!
Бонапарт не принимал лечения Ювана, и приказывал оставить его одного или дать еще опиума. Все это время он выкрикивал страшные ругательства в адрес всех, кого знал. Проклинал даже свою мать, родившую его на свет. «Боже… Как… трудно умирать! Ааа… Как легко было бы…. умереть…. умереть, – у императора начался приступ отдышки, который душил его около получаса – яд попал в легкие… на поле битвы!..А а… аах!… Почему не был убит… не был убит… я… в Арси-сюр-Об!»
Через несколько часов конвульсии ослабли. Наполеон хотел заснуть, но Юван не давал ему этого сделать. Сон при отравлении считался опасным. К рассвету судороги почти прекратились. Наполеон лежал на кровати обессиленный, в его голове снова и снова несколько тысяч раз повторялась только одна фраза: «Я не могу умереть…»
Революционер
В старое обветшалое здание Цюрихской публичной библиотеки вошел человек средних лет в сером пальто, засаленные обшлаги которого позволяли судить о непритязательном вкусе и небольшом достатке его обладателя, но в чистой сорочке и начищенными, но не до блеска, осенними туфлями. В его голубых глазах светился едва заметный огонек,