– Ва бене! Отлично! – Лев пожал руку Марко, и тот ушёл.
Руку-то Лев пожал, и с воодушевлением открытой души, но только итальянец ушёл, как в душу Ирина стали закрадываться сомнения: так много всегда на подобных форумах, аукционах и выставках всяких мастей «хитрованов», проходимцев с акульими улыбочками! «Этот не похож… Чего-то волнуется… Руки вот мягкие и влажные, как у посудомойки… Но глаза честные, с достоинством… Нет, в этом Марко чувствуется правда».
За обедом выяснилось, что новый знакомый – хозяин ресторанчика и назвал его в честь Винченцо, своего пращура. Марко объяснил, что хочет отдать и должное гению зодчего и рассчитывает, что кто-то из солидных русских туристов заглянет пообедать, заинтересуется названием – и хозяин заведёт нужное знакомство. Но нет – русские, богатые, в основном туристы интересовались только кухней и шопингом. За все два года содержания ресторанчика! Только пару раз интеллигенты из России обменялись друг с другом удивлением по поводу и названия, и оформления зала репродукциями, постерами, гравюрами. Но Марко было ясно, что заводить с ними деловые разговоры, связанные с крупной финансовой сделкой, было глупо. И вот шанс знакомства со Львом!
Разговорились. Итальянец поведал, что и родился в Болонье, и здесь же прожил все свои годы, работал реставратором, потом галеристом, теперь вот – ресторатор.
«Интересная штуковина – жизнь: из реставратора в рестораторы! Ха! Как в той рифме “клад – оклад”. Я-то так же “рифмую свою жизнь”», – подумал Лев Антонович и вспоминал, как при расшифровке одного текста, якобы принадлежащего Шекспиру, Евгений анализировал каламбуры и оксюмороны. Как интересно тогда Женька рассказывал об изобразительно-выразительных средствах языка, приводя яркие примеры из басен, сонетов, хокку, вообще стихов!
Тут же мысль его отлетела ко вчерашнему выступлению Умберто Эко. Он – великолепный писатель, учёный-медиевист – работал в Болонском университете профессором семиотики на факультете литературы и философии. А в Турине, Милане и Флоренции читал лекции на архитектурных факультетах. Его красивая теория из герметики, архитектуры знаков в построении слов, связок в доказательствах философских утверждений, сентенций, как он увязывал словесные образы с архитектурными, была наполнена высокими, готическими смыслами и объёмами. Он говорил, будто строил воздушный замок, уплотняя воздух – от плотного, сжатого внизу, до прозрачного, лёгкого на вершине. От плотного мира к миру тонкому! Во второй части своего доклада Эко перешёл к анализу современных тенденций в литературе. Он взял за фундаментальные вехи творчество классиков – Шекспира, Борхеса, Достоевского, Камю и Ремарка – и соотнёс их художественные приёмы, образные средства и этические цели с некоторыми «крепкими» современными писателями, впрочем, не называя ни их, ни их сочинения. Он ратовал, что, допуская, естественно, и простоту сюжетов, и их фантастичность и увлекательность, и приключенческую, детективную, авантюрную фабулу