Макгрей молчал. Он смотрел на нее не мигая, его грудь медленно вздымалась.
– Ты видел дьявола, не так ли? Видел его рога и опаленную плоть. Видел, как он убегал. Было такое?
Макгрей едва дышал.
– Откуда вы знаете?
Цыганка положила ладони на стол – ногти на них походили на когти орла.
– Я вижу такие вещи, мой мальчик. Я вижу, что с твоей младшей сестрой случилось нечто чудовищное. Нечто невыносимо ужасное.
В этот момент дверь распахнуло сквозняком, от чего угольки в очаге замерцали.
– За такими вещами тянется след, мой мальчик, – продолжила она. – От них несет смрадом. Смрадом демонов.
У Макгрея открылся рот. Весь Эдинбург только и судачил, что о показаниях Клоустона. О том, что Фиалка[1] упомянула дьявола, писали во всех газетах. Ему хотелось крикнуть об этом, схватить эту женщину и вытолкать ее отсюда прочь, однако в глазах ее было нечто такое, от чего он никак не мог отвернуться. Она смотрела на него почти по-матерински проницательно. Цыганка подалась к нему и прошептала:
– Ты же видел, что случилось там на самом деле, так ведь? Ты видел то, что вижу я.
Холод с улицы пробирал Макгрея до костей. Он редко мерз, но все-таки поежился.
– Я вижу еще кое-что, – торопливо произнесла цыганка, будто достучаться до зябнущего Макгрея стало проще. Она улыбнулась, но уже теплой, утешительной улыбкой. – Возможно, для твоей сестренки еще есть надежда. Пока еще есть.
Макгрей напрягся всем телом; это оцепенение было словно щит, которым он сдерживал цыганку. Эта женщина говорит ему те самые слова, которые он так жаждал услышать. Тем больше причин оставаться настороже.
Он молчал, и женщина наклонилась поближе. Ее глаза тоже горели, как угольки.
– Я могу помочь тебе.
Макгрей с недоверием посмотрел на нее, костяшки на его кулаке побелели. И все же взгляд отвести он не мог.
Лицо цыганки растянулось в улыбке.
– Мы можем помочь друг другу.
1889
Пролог
– Твоя проклятая цыганка опаздывает, – рявкнул полковник Гренвиль, глядя в окно на темный сад. Он так крепко прикусил сигару, что во рту теперь было полно табачных ошметок. Он сплюнул их, развернувшись лицом к затемненной комнате, но вид присутствующих только ухудшил его настроение.
Леонора склонилась над своей ненавистной книгой по черной магии и твердила какую-то чушь, а свечи, расставленные на круглом столе, отбрасывали резкие тени на ее исхудалое лицо.
– Она придет, – произнесла девушка двадцати двух лет так отстраненно, будто сама хотела казаться призраком. Полковник Гренвиль подумал, что глупой девчонке не помешает хорошая взбучка за то, что воображает себя великой прорицательницей.
Пристроившись на краешке софы, миссис