Эмманюэль вновь переживала драму в реальном времени. Положив руки на колени, вглядывалась в пол, будто могила разверзалась у нее под ногами. Нервы у Марианны дрожали, как струны «Фендера» под пальцами гитариста, нюхнувшего кокаина.
– Накануне выселения я дала им выпить снотворного, ничего не сказав…
Омерзительному рассказу прерывистое дыхание задавало ритм. Марианна проникала в ужас, вслушиваясь в этот чужой голос, который без лишних виражей вел ее прямо в ад, отвлекая от собственных страданий.
– Я тоже выпила снотворное. Хотела, чтобы мы ушли все вчетвером…
– Вчетвером?
– Я и трое… моих детей. Думала, мы встретимся там, наверху…
– Наверху? И ты веришь в эту бурду? – вскрикнула Марианна.
Эмманюэль метнула в нее взгляд, хлесткий, как пощечина. Как она смеет перебивать? Ведь она должна дойти до конца. Вот только конец пути уже обозначился.
– Вот только ты проснулась, да?
Она кивнула, задыхаясь от муки.
– Я и Тома, – наконец удалось ей проговорить.
Услышав это имя, Марианна вздрогнула.
– В больнице мне сказали, что Амандина и Сильвен умерли, а Тома впал в кому. Меня нашли как раз вовремя. Почему они не дали мне уйти? Почему?
– Ты должна была позволить, чтобы детей забрали в приют… Ты бы могла их когда-нибудь забрать.
– Нет, я знала, что если нас разлучат, то навсегда! – отчаянно защищалась Эмманюэль. – Это было невыносимо! Тебе не понять!
Она зарыдала. Марианна плотнее завернулась в одеяло. Непростое чудовище эта мадам Фантом.
– Если бы ты знала, как я сожалею! – простонала она. – Как я могла такое сотворить!.. Убить тех, кого любила больше всего на свете! Ради кого жила.
Рыдания становились все неистовей. Марианна пожалела, что подтолкнула ее к таким ужасным откровениям. Будто открыла затвор шлюза и потоки грязной воды хлынули в камеру. Но рано или поздно это все равно бы вышло наружу. Слушая, как она плачет, Марианна погрузилась в собственную боль. Аспирин принес облегчение, но сейчас опять болело все тело. Да и ломка спешила присоединиться к банкету. С каждым вздохом становилось все тяжелее.
Скоро станет невозможно терпеть. Надо подумать о чем-то другом.
– А… Тома? – спросила она.
Эмманюэль вытерла слезы тыльной стороной ладони.
– Все еще в больнице… Судья говорил, что он выживет. Я даже не могу пойти навестить его! Я больше никогда его не увижу!
– Да увидишь, увидишь! Он сможет прийти к тебе на свидание. Когда поправится. Сколько ему лет?
– Четырнадцать. Он и говорить со мной не захочет после того, что было!
Марианна смотрела, как Эмманюэль ломает руки, как наливаются кровью ее глаза. Ясно представляла себе, как ее сердце вот-вот расколется, даст трещину под грузом вины. Но сочувствовать