Она молча заплакала, уткнувшись лбом в колени. Минуты тянулись долго, возвещая ночь, полную ужаса. Мне не выстоять без его помощи. Я умру. В страшных мучениях.
Я хотела одного: пусть бы он сказал, что это и для него имело значение. Я бы могла это хранить в самой глубине. Я выставила себя на посмешище. Как никогда. Выказала слабость как никогда. Потеряла то немногое, что имела.
Заслышав шаги в коридоре, Марианна подняла голову. Дверь заскрипела, в камеру ворвался свет. Это он. Он вернулся. А ей даже не вытереть слез. Хотя так хочется их скрыть.
– Забыл расковать тебя, – буднично произнес он. – Встань, сниму наручники.
Марианна не двинулась с места, глядя на него с трогательным сокрушением. Нужно было использовать эту последнюю возможность. Но Даниэль казался таким же равнодушным, как тюремные стены.
– Я извиняюсь, – пролепетала она с почти непомерным усилием.
– Вставай! Иначе останешься скованной на всю ночь.
– Я попросила прощения…
– Я понял. Но мне все равно. Слишком поздно. Я пришел не затем, чтобы тебя слушать.
Марианна встала и повернулась к нему спиной.
Когда наручники были сняты, она развернулась и посмотрела ему в лицо с молчаливой мольбой.
Но он, казалось, даже ее не видел. И уже уходил.
– Погоди!
Ключ в замочной скважине. Гаснет свет.
– Пожалуйста, Даниэль!
Марианна впервые произнесла его имя в полный голос. Он уже держался за дверную ручку.
– Чего ты еще хочешь?
Она с облегчением вздохнула. Может быть, у нее еще остался шанс.
– Просто поговорить… Пожалуйста!
За несколько секунд два раза произнести «пожалуйста»: личный рекорд! Даниэль оценил это и обернулся. Она и в полутьме различала его торжествующую улыбку. Марианна глубоко вздохнула:
– Прости, что так говорила с тобой.
– Нетрудно, да? Нападаешь, а когда видишь, что дело плохо, просишь прощения.
– Думаешь, просить прощения легко? По-моему, нет ничего труднее…
– Ты боишься, что я тебя оставлю изнывать в нищете! Боишься ломки, а, Марианна?
– Все верно. Но ведь это тебе и нравится, правда? Что я у тебя под контролем.
Он не ответил. Незачем подтверждать ее правоту.
– Я хочу, чтобы… чтобы все было как раньше.
Она ненавидела себя за то, что так низко пала. Что приходится так жестоко уязвлять собственную гордость.
– Ты хочешь? Но почему я должен этого хотеть? Если для того, чтобы терпеть твои выходки и твои оскорбления, овчинка не стоит выделки!
– Я больше не буду, – пообещала она.
Он принялся мерить шагами камеру, ключи и наручники, прикрепленные к поясу, звякали, будто отбивая ритм какого-то адского танца.
– Я все-таки хотел бы понять, откуда такое