– Моника, не могли бы вы оставить нас?
Надзирательница, зануда такая, в полном ступоре уставилась на него. Нет, она не могла. Это запрещает регламент. Даниэль ее вывел в коридор.
– Чего вы боитесь, Моника? Я просто хочу с ней поговорить, ничего больше… Никто не узнает!
– И все же…
– Что? Думаете, я собираюсь ее трахнуть?
Он нарочно выбрал самое грубое слово, чтобы оно точно попало в цель.
– Нет, конечно нет! – возмутилась она. – Как вам только в голову пришло!
От возмущения она вся вспыхнула; казалось, ее круглые щеки вот-вот лопнут, как слишком туго надутые воздушные шары.
– Что ж, в таком случае дайте мне десять минут с ней поговорить наедине, ладно?
Марианна не сдвинулась с места, так и стояла перед пластиковым столом, заваленным разноцветными досье. Даниэль открыл окно, глянул наружу через решетки. Это свидание было ему отчаянно необходимо. Но теперь он понял, что не может позволить себе дать волю чувствам.
– Как ты объясняешь следы побоев у тебя на лице? – спросил он, не поворачиваясь.
Марианна тоже долго думала об этой встрече, мечтала о ней. Сто раз прокручивала ее в голове. Готовилась изобразить полное равнодушие, ранить его, оскорбить. Ничего не показывать, ни в чем не признаваться. Дать ему понять, что все забыто. Что она не страдает, даже не думает об этом больше. Но, по ее сценарию, он-то должен еще об этом думать, должен страдать. Он не сможет скрыть свои чувства, то, что он испытал, что испытывает до сих пор. Он выкажет слабость. Его слабость – это она сама, разумеется. Она предвкушала сцену, разыгрывала ее в четырех стенах. Она все предусмотрела. Иначе просто не могло быть.
Предусмотрела все. Кроме того, что сердце у нее забьется быстрее, стоит увидеть его лицо. Что все сожмется внутри, когда их взгляды встретятся, когда она посмотрит на его руки. Руки, да.
Она предусмотрела все, кроме того, что она сама уже не такая сильная, как раньше.
– Итак? – повторил он, повышая голос. – Как ты это объясняешь?
Она вздрогнула, собралась с мыслями:
– Говорю, что оступилась и упала с лестницы.
– Тогда почему среди заключенных ходит слух, будто тебя избили надзиратели?
– Ты видишь мою рожу? Думаешь, они скушают такую чушь?! Что, по-твоему, я должна придумать?
Разумеется. Он явно терял сноровку. К чему такой напор? Напирать начинаешь, когда находишься в слабой позиции.
– Ладно, проехали… Почему ты не захотела идти на прогулку?
– Я не в состоянии идти. У меня кружится голова.
Даниэль повернулся к ней, пощупал пылающий лоб. Марианна содрогнулась с головы до ног. Рука, прикосновение его руки.
– Похоже, ты сломал мне ребро… Может, и два.
Он поморщился:
– Ребра здесь ни при чем! Подцепила простуду или еще какую-то дрянь… Почему не примешь лекарство?
– Вчера