Коляна существенно выросла. Чему была рада вся его бригада, которой тоже перепало. Радовались Соколов, Кучма и все его сторонники. Радовались «красные директора» на всей территории бывшего Союза и борцы за равноправие русского языка на Украине. В течение нескольких дней, проведенных в Москве, Леонид Кучма вдруг неожиданно стал заметной телевизионной персоной на всем постсоветском пространстве: он комментировал события в России и мире, не забывая упомянуть о делах украинских. При этом на российском телевизионном экране кандидат в украинские президенты как будто не делал ничего, что обычно делают публичные политики: не встречался с избирателями, не собирал митинги, не критиковал оппонентов. Он просто стал жить в эфирном пространстве первого российского канала, выскакивая, как черт из табакерки, в самых неожиданных сюжетах. Разрозненное руководство канала не могло понять, откуда что берется. Выяснять все сразу и до конца ни у кого не было желания: каждый из «рулевых эфира» думал, что это его коллега гонит в эфир «джинсу», то есть заказные материалы. И поскольку этим занимались почти все, а эфирный пирог еще не был централизован, такой способ заработка считался нормальным. Более того, пропихнуть в эфир нужный сюжет мог любой более или менее опытный корреспондент, если, конечно, тот знал с кем поделиться. Бригада Коли Авдеева обходилась даже без корреспондента. Выручал недюжинный талант Влада Нечаева, который по тем временам был телевизионщиком нового поколения. Свои основные деньги Влад зарабатывал, монтируя сюжеты для московского бюро WTN. Англоязычная публика внушила ему, что он настоящий editor, а никакой не «монтажер». А editor – это еще и редактор, то есть творческая единица иного калибра. Надо сказать, что и платили «западники» Владу не как останкинскому «монтажеру». Но Нечаев, как и идейный вдохновитель операции «Средний уровень» Сергей Соколов, жил не ради денег, а ради творчества, куража, ощущения полноты жизни и собственной значимости. Поэтому ему больше нравились сравнения с пианистом, которых он удостаивался от останкинских журналистов, приходивших к нему на монтаж. Влад управлялся с «парой» – двумя видеомагнитофонами Betacam – как тертый клавишник-джазист с любой клавиатурой, напоминающей фортепьяно. Одетый в псевдонеформальном стиле – кожаная косуха, голубые джинсы, сапожки-казаки, – он артистично ударял по кнопкам монтажного пульта с небрежностью виртуоза. И производил неизменный фурор среди впечатлительных журналюг. Кроме того, Влад обладал баритоном исключительно приятного тембра. И хорошо управлялся с локальными компьютерными сетями, которых в Москве тогда было считаное количество единиц. Одним словом, универсал новой формации, который еще не подозревал, что все его таланты могут пригодиться сразу для одной работы. Глаза Нечаеву открыл Коля Авдеев. А тому, в свою очередь, Соколов. Авдееву давно не нравилось, что вся «джинса», которая проходит в эфир, просачивается сквозь пальцы, не оставляя никакого навара.
– Авдей, пойми, на эфире ты главный. Какую
