Как прежде!
Выхаживая – прожить бы —
Двухжильную степень надежды.
Вернуться, войти
В упоительный мрак первородства.
Но кто возвратит
Ненаглядную тяжесть сиротства?
И осень бьется в том окне.
вернее, занавеска.
И боль чирикает во сне
Назойливей, чем в детстве.
В отъезда провал —
В эту близкую, вязкую пропасть.
– Попал? – Да, попал.
Остается ресницами хлопать.
Обвал и завал
И последняя чистая область,
Знакомая телу в обхват —
Область голоса.
Приходишь – гордец,
пропасть-ямочка между ключицами
Спасти не сумеет, и в память стараешься – врыться бы…
В бумагах копаться и в пухлых альбомах не стану,
Мне б так на язык весовую пространства сметану!..
Застал поставец, где деревьев посуда стоит не по строчке.
Косой этот лес из раскосого края урочищ —
Я в нем на плаву, когда снег его метит своим
мелом —
– в одной его точке исчез, а в другой – появился —
Вот все, что я сделал.
Но так получается, так введено для порядку
Сказать, что на время, которое больше сойдет
под накладку —
Зажим, пережим – рук и разных перил образцовых —
Я, Русь, с твоего распорядку
Исчез, а теперь вот вливаюсь поденно, готова?..
Опять улица
«Меня опять взыскует мой язык…»
Меня опять взыскует мой язык.
Мне улыбнулся во всю синь земли осенней
Тот, от кого я искренне отвык —
Знакомый мой, Сергей Есенин!
Шалел я не от травли и вина,
Не от горчаще-ласковых посулов!
А от того, что мимо нас прошла страна.
И вот вся радостная сплошь величина!
Она во мне, как после сказочного сна,
Плечами вскинула
И напролет проснулась!
Так вот он, вскидчивый водоворот,
Хватающий, тревожный и просящий
Не закрывать глаза, не обрывать щедрот.
И гром на шепот свой переводящий!
«Ведь было когда-то же время…»
Ведь было когда-то же время,
Когда мне губы вязала рябина-даль,
Когда близорукая дружба шальную дарила мне шаль,
Чтоб лучше меня на рассвете укутать,
Когда на ростки нашей жизни, великой и смутной,
Город набрасывал свой закал.
Когда в губах или в пальцах
Я разрабатывал – попросту – небо,
Когда я с жизнью так связан не был,
Как раз потому, что ее не боялся и знал,
Где таятся ее неземные пределы.
Теперь не знаю. Но в том и дело,
Что тогда, когда жизнь про меня не радела,
Господь растер мне пятном уста.
И это пятно было снегом