– Идем на кухню, Пеликан, сварим кофе себе, а главное – Жорику. Иначе Валентин Арсентьевич Згурский будет втянут в международный конфликт. А кому это надо? Никому. – Малевич увлек Пеликана за собой. – Теперь рассказывай, почему ты здесь, а не сдаешь сессию.
– Хочу предложить вам одну книгу, Виталий Петрович. Мне срочно деньги понадобились. Сто сорок рублей.
– Ого. Это немало. Это половина моей зарплаты. Нет, срочно не получится, Пеликан. К концу недели в лучшем случае. Да и то… А что за книга?
– «Сады и парки» Курбатова. Санкт-Петербург. 1916 год.
– Ага, Курбатов. Получить за нее сто сорок, да еще и срочно… Даже не знаю, что тебе сказать.
– Сегодня нужны, Виталий Петрович. К шести часам вечера.
– Да это почти невозможно. Она и не стоит столько. То есть стоит, но для моего покупателя. А у тебя я ее только за сотню могу взять, не дороже. Да и то если книга в идеальном состоянии.
– Вот потому я и пришел именно к вам, – Пеликан решил, что время лести уже наступило. – Никто ведь другой не сможет ее так продать.
– Книга-то с собой?
– Я быстро принесу. Мне тут рядом, вы же знаете.
– Приноси, надо посмотреть на нее. Ко мне сегодня в обед заедет один человек. Ему про сады и парки сейчас интересно.
– Тогда я побежал?
– Да не спеши ты так. Идем кофе с Жориком выпьем.
Пока они мололи и варили кофе, в гостиную вышел весь пушистый и не желающий даже в мае линять Ячмень. Убедившись, что его давешняя атака на цензуру уже прощена и забыта, он уснул, устроившись под боком у Жорика.
– Тихо, не будите кота, – строго велел Жорик Малевичу и Пеликану. – Умом я хоть и не разделяю пристрастия Ячменя к экстремистским методам борьбы с цензурой, но сердцем все же с ним.
– Я знал, что твои слова в защиту цензурных уставов неискренни, – Пеликан передал Жорику его кофе. – Любая статья и любая книга рискуют оказаться под запретом там, где допустима хоть какая-то цензура. Вот, например, «Остров Крым»…
– Пеликан, я же попросил