– Стреляй же! – вскричал Хайет лучшему своему егерю, в возбуждении стискивая шпорами бока своего скакуна. Конь хрипел и рвался в галоп, Хайет отпустил его, вцепился в поводья, глаза его горели ожиданием близкой добычи. – Стреляй, Амар, и не упусти этого зверя!
Воодушевленный погоней, лучший стрелок царства Айнар вскинул лук и выстрелил, ни на миг не сбавляя темпа. Но лиса метнулась в сторону, и стрела ушла в дерево. Не медля ни минуты, не позволяя себе расстроиться из-за неудачи, Амар выстрелил ещё раз… но и царевич Хайет пришпорил коня, и стрела встретила не ту цель, что была ей предназначена.
С тихим вскриком падал с коня царевич Хайет, ибо стрела вонзилась ему в спину, и силы оставили его.
Острой болью взорвалось плечо, и холод охватил его руку. Падая, он попал ногой в некстати подвернувшуюся ямку. Вспыхнуло пламя в лодыжке царевича, в отчаянии стиснул он зубы, чтобы не сорвался крик боли с губ. К нему стремительно летели его слуги.
– Казнить, казнить виновника! – слышалось со всех сторон. Стрелявшего стащили с коня, свора егерей готова была растерзать его на месте.
– Оставьте… живым… до дворца… – простонал царевич Хайет и потерял сознание на руках своих слуг.
Слуги бережно подхватили его, извлекли стрелу – ибо был среди них и умелый врачеватель – перебинтовали рану чистой тканью и аккуратно водрузили тело царевича на коня. Ранившего его стрелка же связали по рукам и ногам, перекинули через седло и повели его лошадь под уздцы.
Страшен был гнев царя Айнара, когда вернулась с охоты печальная свита принца. Низко к земле стелились собаки, прижимали уши, прятали хвосты, напуганные происходящим. Присмирели птицы на плечах ловчих.
Царевича Хайета немедленно перенесли в его покои, где его раны промыли чистой водой и тайными настоями главного врачевателя дворца, секретами изготовления которых он ни с кем не делился. Нога у принца оказалась сломанной, а рана – глубокой, но ничего серьезного не грозило его жизни, и это было счастливейшей новостью в этот печальный день.
Стрелка же, совершившего, пусть и по ошибке, это злое деяние, по распоряжению царя Айнара бросили в темницу. Некогда было решать царю его судьбу.
Все свое время проводил он рядом с сыном, успокаивая его и лаская.
Горькие слезы катились по щекам царевича Хайета в те минуты, когда он был уверен, что на него никто не смотрит и не может видеть его слабость – но то были не слезы боли, а слезы горя и отчаяния. Ведь теперь он был лишен возможности навестить царя Эшиа, и это разрывало его сердце, словно стрела сумела так глубоко войти. И дело было не в запрете врачевателя, никакие слова не удержали бы царевича