Он появился внезапно, словно возник из-за экрана, словно материализовался на наших воспаленных глазах.
Он стоял, сурово и печально глядя прямо на нас, в зал, в котором тридцать лет назад так же сидел его сын. Стоял, переживая вместе с нами эту тишину.
А затем тишина опрокинулась… Теперь я знаю, что такое овация. Истинная. Он только что посмотрел фильм своего сына, он шел по коридорам института, где учился, где начинался его сын, он вошел к нам – поклонникам своего сына, и покажите мне такого человека, который бы не заплакал, будь он на его месте.
Слезы как очищение, слезы как реквием по Андрею, ушедшему из жизни в минуты своей мировой славы, слезы как благодарность неистово-восхищенному залу…
Он сел, все так же печально рассматривая нас, печально и внимательно.
Профессор Илья Вениаминович Вайсфельд сказал, что Арсений Александрович Тарковский не написал ни одного стихотворения, которого бы он мог стыдиться впоследствии, что за всю свою жизнь он ни разу не поддался конъюнктурным иллюзиям. Ни разу не поддался… Его жена Татьяна Алексеевна передала ему книгу.
– Что ты прочитаешь сейчас? – тихо спросила она. – Анне Ахматовой?
– Очки, – взволнованно сказал он. – Я забыл очки.
Микрофон стоял так близко, что мы, затаив дыхание, слышали каждое слово.
Кто-то на сцене спросил: «Какие нужны очки, Арсений Александрович?» – «Плюс четыре», – усилили динамики его голос. И… по залу поплыли очки – маленькие лодочки в океане рук.
Мы словно возвращали ему зрение…
Прерываясь, борясь со слезами, которые его душили, Арсений Тарковский прочитал нам несколько стихотворений, последним из которых была «Колыбель», посвященная Андрею:
Вечер приходит, поля голубеют, земля сиротеет.
Кто мне поможет воды зачерпнуть из криницы глубокой?
Нет у меня ничего, я все растерял по дороге;
День провожаю, звезду встречаю. Дай мне напиться.
Этими стихами он попрощался с нами:
Я свеча, я сгорел на пиру,
Соберите мой воск поутру,
И подскажет вам эта страница,
Как вам плакать
и чем вам гордиться.
Стихи Арсения Тарковского с нами. С нами и фильмы его сына – Андрея Тарковского. Мы знаем теперь, как нам плакать и чем нам гордиться…
Учеба во ВГИКе запомнилась мне также встречей с кумиром моего детства – писателем Вениамином Александровичем Кавериным.
Один из Серапионовых братьев, Вениамин Каверин написал самый, быть может, любимый юношеский роман для поколений 40-х, 50-х, 60-х, 70-х годов – «Два капитана».
Не могу даже сосчитать, сколько раз я этот роман перечитывал…
Как я мечтал походить на главного героя романа Сашу Григорьева, который хотел разыскать затерянную экспедицию капитана Татаринова и стал ради этого летчиком-полярником!
Немалую роль в моей любви к Сане Григорьеву сыграло и то, что он, так же как и я, мучительно