– Что ты не можешь?
– Это… быть с тобой. В любом случае, тебе нужен хороший парень, который будет довольствоваться мелкой жизнью…
Как только «мелкая жизнь» слетела с языка, я пожалел об этом. Потому что увидел, как Энн изменилась в лице. Будто ее ударили.
– Мелкая жизнь? Это то, что, по-твоему, я хотела для нас?
Конечно, я знал, что Энн нельзя назвать копией моей матери. Знал я и то, что она никогда бы не ввергла меня в домашний ад, в котором варился мой отец (даже при том, что он сам приложил руку к созданию этого ада). И какими бы убедительными ни были ее обещания не торопить меня с женитьбой, беда заключалась в том… что она любила меня. Она призналась, что я – тот человек, с которым она хотела прожить всю жизнь. Я просто не мог взять на себя такую ответственность. Поэтому и сказал:
– Я не готов к столь серьезному шагу, которого ты ждешь от меня.
И снова она потянулась ко мне. На этот раз я не позволил ей взять меня за руку. И снова в ее глазах были боль и недоумение.
– Томас, прошу тебя, не отталкивай меня вот так. Поезжай на три, на четыре месяца в свой Египет. Я буду ждать тебя. Это ничего не изменит между нами. И когда ты вернешься, мы сможем…
– Я не вернусь.
Ее глаза наполнились слезами. Она заплакала.
– Я не понимаю, – тихо сказала она. – Мы были…
Она замолчала на мгновение, а потом произнесла слово, которого я ждал и боялся:
– …счастливы.
Последовало долгое молчание. Она ждала моего ответа. Но не дождалась.
Прошли месяцы, и вот я проснулся в убогой каирской гостинице с чувством невероятного одиночества и растерянности. Я поймал себя на том, что снова и снова прокручиваю в голове тот разговор с Энн и задаюсь вопросом, почему оттолкнул ее. Конечно, у меня был ответ. Я пытался убедить себя в том, что поступил правильно, что так будет лучше. В конце концов, я принял честное и смелое решение. Я не стал связывать себя этими чертовыми узами обязательств. Я мог свободно порхать по жизни, пускаться в авантюры, флиртовать, колесить по свету, бежать хоть на край земли. И мне всего-то было чуть за двадцать, так зачем связывать свою жизнь с женщиной, которая подрежет крылья, закроет пресловутые горизонты?
Но был еще один вопрос, который терзал меня в ту ночь в каирском отеле: а ты-то любил Энн Вентворт?
На него у меня был один ответ: будь я открыт для любви, она бы непременно пришла. Но поскольку я ужасно боялся любить и быть любимым… то, наверное, лучше было сразу сжечь мосты, уничтожив надежду на совместное будущее.
После той мучительной nuit blanche[4] в Каире я решил покончить с сантиментами. И с таким энтузиазмом впрягся в работу, прочесывая Египет вдоль и поперек, что сам удивлялся собственной прыти. Каждый день я находил для себя что-то новое, неизведанное, экстремальное, и на сомнения и рефлексии не оставалось ни времени, ни сил. Но спустя полгода, когда я «на перекладных», через Рим, добрался