«Мы все давно узнали, что – почем…»
Мы все давно узнали, что – почем,
Какой ценою можно быть неправым.
Мы делаем Историю. По главам.
И в ней самих себя не узнаем.
Самим себе когда-то сдавшись в плен,
Речами, как цепями, мы бряцаем,
И честно все на свете отрицаем,
Не предлагая ничего взамен.
А там – за гранью этой суеты —
Опять рассвет, и солнце из-за тучи,
И азбуку какой-то мальчик учит,
И вечным пчелам дарят мед цветы,
И девочка сбегает босиком
К реке, чтобы умыться и напиться,
И тянет то дымком, то молоком,
И плачут птицы!
Эрудиция
Раскованность, раскованность
Ненужная моя,
И знаний сфабрикованность
Из сгинувшего дня.
В мозгу их упакованность
Компактную храня,
Прикованность, прикованность
Титана – не огня.
Ведь рассуждая без затей,
Я знаю, что не Прометей
Огня похитил жар.
А он, страдающий зазря,
Столетья видит, как заря
Родит лесной пожар.
«Все смещено во времени…»
Все смещено во времени. И время
Нас разделяет мраморной стеной.
И Вы навечно остаетесь с теми —
Ушедшими, Вы вовсе не со мной.
Вы смотрите в упор. И все же мимо
Скользит Ваш взгляд. Но я при нем как страж:
И взгляд, и Вы мне так необходимы,
Что этого в словах не передашь.
Тепло руки, стихи и ожиданье —
Все словно в восемнадцать лет. Меж тем
Уже явилось горестное знанье,
Которое является не всем.
И мне не быть хозяйкой в Вашем доме,
Насторожен, устойчив дом, как дот.
По Вашим фотографиям в альбоме
Меня другая, словно гид, ведет.
И отделяет Вас, и отдаляет,
И так оберегает от меня,
Как будто временем повелевает,
Не оставляя мне от Вас ни дня.
Сострадание
Страданье или состраданье —
В чем человеческая суть?
Мы разобщенные созданья,
И каждому намечен путь.
Лишь боль едина в мирозданье,
Она меняет нас чуть-чуть…
Христовых мук переизданье —
Как пуля в Пушкинскую грудь.
Но, может, сможем мы опять
И бескорыстно сострадать,
Не унижая безразличьем.
Одна слеза – и, может быть,
Мы равнодушьем не убить
Сумеем с подлинным величьем.
К вопросу о бессмертии
Монах корпел в уединенной келье
Над перечнем минующих минут.
Ночами, словно мать над колыбелью,
Он пестовал свой бесконечный труд.
А светский франт раскованность безделья
Коварным рифмам отдавал на суд,
Не связанный тщеславием и целью,
Слова сплетал он, как