Он выписывает незнакомые слова в тетрадку, которую носит в школьном ранце. Среди них много французских, отчего он иногда чувствует себя иностранцем. В школе он рисует карты, изображая на них поезда, идущие по горам и равнинам. Обложки его тетрадей покрыты рисунками ног балетных танцовщиков, и, когда учителя ловят его на чтении одной из библиотечных книг, он пожимает плечами и говорит: «А что в этом плохого?»
Он начинает приобретать в школе определенную репутацию – порой выскакивает в гневе из класса, громко хлопая дверью.
А после учителя застают его в пустом коридоре пытающимся произвести пируэт, однако у него нет настоящей выучки, он только народные танцы и знает. И нередко его отправляют домой с запиской от директора школы.
Отец читает их, комкает и выбрасывает. Новая работа научила его тому, что молчание – золото. Ранними утрами он и еще двенадцать мужчин, все – бывшие фронтовики, поднимаются на самоходку и отплывают по Дёме. Дым уфимских заводов стелется над ними, густой запах металла напоминает Хамету о крови. Он и другие баграми подтягивают к борту одиночные бревна, плывущие по реке на север из фабричных городов и поселков – Стерлитамака, Алкино, Чишем. Багры рассекают воздух, точно серпы, впиваются в древесину. Хамет и его товарищи вручную затаскивают бревна на корму и связывают цепями, перескакивая от одного катающегося под их ногами бревна к другому, – головы мужчин накрыты шапочками, рубашки расстегнуты, вода плещет на их сапоги.
Рудик спросил как-то, нельзя ли ему войти в реку, прокатиться на бревне, но Хамет ответил, что это слишком опасно, – и действительно, за два года бригадирства он потерял пятерых рабочих. Начальство велело указывать их в рапортах как утонувших; порой они снятся ему по ночам, напоминая о солдатах, трупами которых выкладывали вместо бревен дороги. Зимой, когда городской пруд замерзает, а бревна больше не приплывают по реке, он ездит по заводам, читает рабочим лекции о текущей политике, чем не один год занимался и в армии. Хамет никогда не интересовался, для чего это нужно – улавливать бревна, улавливать души.
Как-то вечером он прихватывает Рудика за ухо и говорит:
– Ничего плохого, сынок, в танцах нет.
– Я знаю.
– Танцы нравятся даже нашим великим вождям.
– Да, знаю.
– Но человеком тебя делает то, чем ты занимаешься в жизни, понимаешь?
– Наверное.
– Твое общественное бытие определяет сознание,