вывезли на экскурсию в один из самых знаменитых мировых музеев, что находился всего лишь в соседнем городе, готическом, полном католических церквей и ранней весны; голые узловатые ветви и черные вороны на них, словно из фильма «Омен»: что ты сделал для дьявола; но даже родители большинства детей в музее и в городе никогда не бывали и не собирались: а что там делать? Там же нет шахт… Автобус шел долго-долго, все заснули, все проснулись, наелись всякой детской дряни: чипсов со вкусом икры, кириешек с запахом бекона и чеснока, шоколадных батончиков – нуга, карамель и фундук; кого-то даже начало тошнить, и еще два раза остановились в туалет: мальчики направо, девочки налево; и только потом приехали. «Дети, не разбегайтесь», – пронзительный в весеннем холоде голос учительницы, просто как телевизор, когда спать хочется, с ток-шоу; а потом был музей – много-много картин, статуй, оружия, дети никак не понимали, несмотря на все усилия экскурсовода, что тут клевого. И только Максу все нравилось – город, полный ворон и католических церквей; и «Омен» он обожал; и был католиком; а в его городке только приход в трех километрах и лишь по воскресеньям, с бабушкой на старом белом кадиллаке; про многие картины он знал из книг; а потом он вдруг увидел Рене Дюрана де Моранжа, одного из основателей своего рода, героя битвы при Креси, в момент самого боя: Рене обернулся, призывая солдат идти за собой, лицо его, на фоне тумана, пыли, флага, – яркое, словно удар молнией, фамильные серые глаза сверкают, светлые волосы рвет ветер, щека рассечена, кровь стекает к губе и ниже – на почерневшие в бою доспехи, а в руке у Рене тяжелый меч, огромный, как каменный мост, с гербом и инициалами; Макс знал, какой он тяжелый, у них в семье этот меч сохранился, несмотря на все смены династий и революции, вместе с библиотекой и портретной галереей. Этой картины Макс никогда не видел, дома в галерее висел приблизительный портрет Рене – черно-белый, из какого-то фрагмента книги по истории, написанной после битвы, примерно два года спустя. Макс оглянулся – его восторга никто не заметил, класс уже ушел далеко вперед, во фламандские залы, а Макс все никак не мог заставить себя сдвинуться с места; картина его заворожила, точно цыганка; люди стали натыкаться на стоящего в благоговении мальчика, стали тоже смотреть на картину: ага, рыцарь, окровавленный, но рвется в бой, кто художник? Гм… неизвестный какой-то, датирована концом восемнадцатого века, видно, кто-то из романтиков вдохновился; гм… время-время, смотреть дальше, за билет уплачено, а еще два этажа… гм… отойди, мальчик, мешаешь проходу. И бежали дальше – к Рафаэлю и прерафаэлитам, к наброскам Леонардо и Сальвадора, к импрессионистам и модернистам; а Макс так и простоял возле картины всю экскурсию, его насилу отыскали служители вместе с учительницей. «Пока, Рене…»
– Бабушка, а ты знаешь, что в городе, в музее, есть портрет Рене Дюран де Моранжа? – они ужинали, бабушка сидела у камина в своем любимом кресле – огромном, белом, мягком, как снежная гора, ноги на скамеечке из красного дерева, на коленях одновременно кот, книга и чашка с какао.
– Конечно.
