– Да приумножит свои милости покровительница нашего очага, – сдержанно ответил Марсагет, пытливо глядя на любимую жену, главенствовавшую над всеми домочадцами и прислугой в доме вождя.
Она была взволнована, хоть и старалась не подавать виду. Ее все еще красивое и, несмотря на годы, без единой морщинки лицо было бледным, а в черных глазах застыло напряженное ожидание и тревога.
– Вижу, что день сегодня начнется с огорчений, – наконец после некоторой паузы молвил Марсагет и тяжело вздохнул: за долгие годы совместной жизни он научился понимать Опию с полувзгляда.
– Прости, я вмешиваюсь не в свои дела, но мне хотелось бы знать, куда ты отправил Абариса?
– Я… отправил Абариса? – переспросил в недоумении Марсагет. – Впервые об этом слышу.
– Его уже двое суток никто не видел в акрополе[16]! – сдержанность на миг оставила жену вождя.
– Может, он уехал на охоту… – нахмурился Марсагет. – Но я ведь ему запретил… Эй, кто там! – позвал вождь. – Конюшего Абариса немедленно ко мне!
Через некоторое время в комнату вошел высокий плосколицый раб и застыл в глубоком поклоне.
– Где Абарис?
– Господин отправился поохотиться на оленей.
– С охраной или один?
– Один.
– Куда он уехал?
– Господин не сказал.
– Запомни на будущее: если когда-нибудь Абарис будет уезжать один, без воинов, мчись во весь дух ко мне. И знай: от быстроты твоих ног будет зависеть продолжительность твоей жизни. Ступай!
– Слушаю и повинуюсь, великий вождь…
Раб вышел, а Марсагет заметался по комнате, словно раненый медведь. Затем, не глядя на испуганную Опию, выскочил во двор и почти бегом направился к загородке, где стояли лошади дежурных дружинников и один из его скакунов.
– Коня! – прохрипел на ходу. – Где мой конь, я вас спрашиваю?! Быстрее, ну!
Рабы-конюшие, завидев разгневанного господина, метнулись в разные стороны, распугав лошадей, до этого мирно жевавших охапки свежескошенной травы, разыскали его любимого буланого жеребца, вмиг оседлали и, с трудом удерживая застоявшегося красавца, подвели к вождю. Стремительно бросив не по годам крепкое тело в седло, Марсагет, безоружный и простоволосый, стрелой помчал по акрополю. В конце акрополя, у обрыва, вождь рывком осадил разгоряченного скакуна, соскочил на землю, почти бегом забрался на высокий вал.
Чарующая картина открылась перед Марсагетом. Атейополис раскинулся меж устьев двух небольших рек, впадающих в Борисфен. С трех сторон защищенный обрывистыми речными берегами, он жил обычной повседневной жизнью: дымились очаги хозяек