Он же, как Баязид Бистами (знай, мой слушатель, это известный суфий древнего Ирана, и он же – символ святости и чистоты мистической любви), с детства был искренен и чист в собственных желаниях и поступках, как ребёнок, добровольно обрекая себя на отказ от мирских благ – на факр (на бедность и нужду).Только добро и свет были в старике, и старик, уничтожив в сердце своём зло и вред, одаривал своим знанием и любовью, разлитой по земле, каждого, кто верил в пророка Мухаммеда, в Иисуса Христа или Будду, щедро делясь теплом своей души.
За великую любовь, великодушие и милосердие – живую и деятельную доброту, не знавшую предела и различий, – люди и прозвали его не иначе, как Открытое Щедрое Сердце, Дилкушод. Да сопутствует ему Аллах, убирает камни препятствий и продлевает его жизненный путь!
Как он выглядел? Был высок, как тополь, и статен, как кипарис, широкоплеч и благообразен, как гора. Но разве можно сказать, какого вкуса солнечный свет в глазах новорождённого ребёнка? Какого цвета дыхание любимой женщины? Какого цвета колыбельная песня матери? Нет, нельзя! Тогда представь себе, мой добрый спутник, широкое поле, по которому пролегло сто четырнадцать дорог премудростей Аллаха, 114 сур Священного Корана, и ты узнаешь Якуба.
Он прочитал свою судьбу от алефа до кафа, от кафа до Кахфа, от Кахфа до Парвин – от первой буквы арабского алфавита, символа стройности и одиночества до двадцать первой, символа недоступности, от неё же до священной пещеры, от неё же ло блистательного свершения своих дел. И, возможно, знал всё наперёд, но не показывал вида ни людям, ни себе…
Старик окружил долину своего бытия величественными горами прожитых лет, не забыв возвести просторные и ровные, благоухающие и тенистые ущелья своей любви для пешеходов. Бальзам своей любви он разлил по всей земле.
Да, к нынешним дням он многое испытал и перенёс в длительном путешествии по собственной судьбе, когда один только начал считать свой первый-второй десяток открывшейся жизни. Когда второй оставил за спиной третий-четвёртый перевал своей капризной судьбы. Когда третий только сложил пятый-шестой костёр среди ночи опавших листьев лет.
Будто бахр (или море, или стихотворный размер), старик Якуб разливался целым морем и, как бейт (двустишие), возвышался над миром светлой мечетью своего сердца. Его жизнь, свободная и прекрасная, словно стихотворный размер газели (так на Востоке называют лирическое стихотворение на тему любви, мой уважаемый друг), словно певучая речь его свободолюбивого народа, обласканного солнцем, была примером истинного мусульманства и образцом для подражания. По вкусу он был материнским молоком, по цвету –