Продолжать сидеть дома, когда ребенок уже стал самостоятельным и даже отчасти дерзким («Не провожайте меня в школу, не позорьтесь и меня не позорьте!»), казалось Лиме совершенно излишним. Она истосковалась по работе, по тому непрерывному потоку общения, которое ей гарантировало само ее появление в салоне – клиенты ее любили и баловали. Ведение домашнего хозяйства даже при самых благоприятных условиях никогда не даст женщине столько положительных эмоций, сколько дадут восхищенные взгляды совершенно посторонних мужчин. И Лима, даже не сознавая этого, изголодалась по таким взглядам.
– Опять к этому армяшке? Соскучилась? – вопил Мага, услышав о ее решении вернуться в салон. И, конечно, он не верил, что у нее с предприимчивым старикашкой, покрытым пигментными пятнами, никогда ничего не было и быть не могло. Работающая жена, да еще на такой работе! Это противоречило его моральному кодексу, они разругались вдрызг, что и требовалось, чтобы окончательно расстаться. Лима снова вернулась в отцовскую хрущобу.
Однако и спустя много лет после расставания отвергнутый домостроевец продолжал переводить деньги Лиме «на хозяйство». Более того, Янек скрывал от матери, что Мага навещает его в Воронеже в дни рожденья – всегда с подарками и уверениями в самых родственных чувствах. Бакинская жена так и не родила ему сына.
Верёвку Лима купила, когда ребенок родился – целый десятиметровый моток – пеленки сушить. Конечно, для хозяйства столько не нужно, и, пряча остаток в ящик, она еще тогда подумала, что пригодится повеситься, когда станет совсем невмоготу. Однако теперь, сказав смерти «не сегодня», вопреки всем планам и суевериям Лима вот уже второй день отмечала свое сорокалетие – с соседкой, ее выпивкой и своей закуской. Рассказала ей о знакомстве в парке. Та порадовалась:
– Слава богу, не гомик!
– Дожили! Уже радуемся не достоинствам мужчины, а тому факту, что он просто мужчина! – умолчав о собственных печалях по этому поводу, вздохнула Лима.
– А ты напрасно иронизируешь! Лет эдак двадцать назад ко мне прикадрились два совершенно очаровательных паренька. Один – ну просто Есенин, второй – Бандерас в юности. У меня аж глаза разбежались – слишком трудный выбор. В ресторан пригласили. Я всё думала-гадала: зачем втроем в ресторан? Я ведь, наверное, одному из них глянулась? Наверное, второй просто пожрать хочет, а потом уйдет? Но не ушел. Домой тоже втроем поехали. Я уж начала всякие ужасы думать, статьи из газеты «СПИД-инфо» вспоминать. Про всякие извраты. Но не тут-то было. Музычку послушали, меня поцеловали напоследок и в спаленку пошли. Они. Я домой пошла.
Лима сидела в ступоре:
– А ты вот так до последнего момента ждала, что будет? А если бы, правда, извращенцы?
– Ну, конечно, биты